) явился к ней в
Бухарест без копейки, сказав, что отныне она свободна от всех своих слов и
обещаний, Варя не оставила его, не бросила одного в чужой стране и в чужом
городе. Не просто потому, что любила, любила не по-олексински, не очертя го
лову, а так, как способна была любить только маменька, одна маменька, прост
ая крепостная девочка Ц раз и на всю жизнь, до гробовой доски, Ц но и пото
му, что вдруг ощутила себя сильнее самого Романа Трифоновича и со счастл
ивым, полным ответственности и надежд сердцем взвалила на свою душу и ег
о судьбу. Тут же сама, не торгуясь, распродала то, на что еще не успели налож
ить лап вчерашние компаньоны, и увезла Хомякова в спасительное родовое г
нездо. В Высокое.
Тихим был тогда повелительно громкий, неутомимо азартный и преданно влю
бленный в нее бывший миллионщик. Только глаза ни на миг не угасали:
Ц Встанем, Варенька, поднимемся. Врешь, нас и с ног не собьешь, и скулить не
заставишь!
Заложили имение в селе Высоком, всего-то год назад выкупленное из прежне
го, первого заклада тем же Романом Трифоновичем. Переписали заводик плем
янника на Варю, продали в Москве отцовский дом и все драгоценности Ц сво
и и маменькины, Ц купили задешево, по случаю, большую партию хлопка у раз
орившегося поставщика Ц сработали старые связи и прежние миллионные о
бороты удачливого доселе предпринимателя Хомякова Ц и лишь тогда Рома
н Трифонович предложил Варе не только любящее сердце, но и супружескую р
уку.
Ц Раньше не мог, права не имел, ты уж прости меня. А за веру в меня и терпени
е твое я тебе такой дворец отгрохаю, что на наши вечера и великие князья в
очередь записываться будут.
Обвенчались в старинной церкви села Уварова: мама очень любила эту тихую
церковь, и Варя выбрала ее для самого счастливого дня своей жизни. Гостей
было немного, только родные, но Варю это не огорчило. Она была на седьмом н
ебе, да и Роман Трифонович прочно становился на ноги.
Ц Придется, Варенька, нам в мой городишко перебираться, в старый дом, Ц с
казал он вскоре после свадьбы. Ц К фабрикам поближе: им глаз да глаз нуже
н, дела в гору пошли.
К тому времени уже тихо отошла тетушка Софья Гавриловна, в их московском
доме всем заправляла верная Дуняша, а Высокое можно было оставить без ос
обых тревог на Леночку. И Хомяковы уехали к своим во все трубы дымящим зав
одам.


2

О Леночке Надя знала только то, что ее в последнюю войну спас Иван, а Маша п
ереправила смертельно перепуганную девочку в Высокое. Только это, и ниче
го более. Никаких подробностей никто и никогда ей не сообщал, да Надя и сам
а не расспрашивала, сразу влюбившись в черноглазую гречанку, упрямо осва
ивающую русский язык. Была в Леночке какая-то притягательная тайна: она п
очти никогда не улыбалась, а в присутствии своего спасителя Ванички Олек
сина странно замыкалась, внутренне мучительно съеживаясь. Это, впрочем,
не помешало ей стать хорошей заменой Варваре: она помнила и знала, что, как
и в каком порядке следует делать в имении и, не обладая Вариной непререка
емой волей, восполняла ее неустанным вниманием. От ее огромных темных гл
азищ никогда ничего не ускользало, напоминания были тихими, точными и на
редкость своевременными, и к ее голосу все почему-то стали вдруг прислуш
иваться.
«Очаровательная книга приходов и расходов» Ц так определил ее Георгий,
к тому времени уже юнкер Александровского училища. И попытался было за н
ею приволокнуться, но получил от Ивана такую отповедь, что тут же и угомон
ился…
Наденька любила листать семейный альбом и вспоминать детство. С толстых
глянцевых паспарту на нее смотрели добрые, умные, юные лица ее братьев и с
естер Ц живых и уже покойных. Нет, не покойных. Беспокойных погибших.
«Олексины не умирают в постелях», Ц говорил отец. Она не помнила его, но я
сно представляла по рассказам. Отставной гвардейский офицер, богатый по
мещик, родовитый дворянин, до безумия влюбившийся в крестьянскую девочк
у. Настолько, что, презрев свет и все его условности, обвенчался с нею, запе
рев самого себя в гордыне полного одиночества. Никуда не выезжал, никого
не принимал, ни с кем не приятельствовал и никого не признавал, кроме свое
й Анички и овдовевшей сестры Софьи Гавриловны. И мама любила его таким, ка
ков он был, в любви и нежности родив ему десять детей: семь мальчиков и тре
х девочек. И она, Наденька Олексина, завершила эту мамину щедрость.
Отец и мама тоже умерли не в постелях, но их фотографий в альбоме не оказал
ось: отец терпеть не мог новомодных штучек. Было два портрета хорошей кис
ти в большой гостиной их двухэтажного барского дома в Высоком. Суровый м
ужчина с горделиво вскинутым подбородком и милая синеглазая крестьяно
чка с ямочками на тугих, как антоновка, щеках. А фотографии братьев и сесте
р были все до единой: за этим очень следила Варя. Даже фотография Владимир
а, раньше всех погибшего на дуэли…
А потом Наденька переехала в Москву, и ее тут же отправили в самую дорогую
частную гимназию мадам Гельбиг: на этом настояла Варя. В ней учились на це
лый год дольше, чем в обычных, и каждый день Ц два раза по получасу Ц зани
мались противной немецкой гимнастикой. Надя ее терпеть не могла, но стар
алась изо всех сил, потому что Николай Ц к тому времени уже юнкер Ц сказа
л:
Ц Гимнастика Ц тренировка воли, а не тела. Через «не могу», «не хочу», «не
желаю».
Ц А зачем женщинам воля? Ц Наденька безмятежно пожала плечиком. Ц Жен
ская сила в нежности.
Ц Воля Ц основа культуры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16