Изначальный поднял руку, и Ортхэннэр увидел на его запястье странный черно-золотой браслет. Нет, не браслет — гибкое, прекрасное существо обвивало руку Учителя.— Что это?— Ллисс.— Я не знал, что такое бывает…— Рукоять твоего клинка — помнишь?— Да… Но мне казалось — я просто услышал. Как видение Ткущего-Туманы. А тут — живое…— Протяни руку.Ортхэннэр повиновался, и чешуйчатое холодное тело змеи обвилось вокруг его запястья.— Красивая… Твоя песня?— Да… Ты говоришь — красивая? И все же она опасна.— Разве такое может быть опасным?— Да. Ее яд — энгэ.Новое слово отозвалось в душе тяжелым звоном, глухим и темным.— Что это, Тано?— Ты знаешь, что такое одиночество? Фаэрни сдвинул брови и глуховато ответил:— Да.— А страх? Забвение?— Я видел страх… Забвение — меня пытались заставить забыть…— Представь себе, что ты — одинок. Ты — душа без защиты тела, обнаженная и беспомощная. И ты знаешь, что можешь утратить память обо всем, что пережил, что знал и умел, что видел — кем был; ты — один на один с собой, со страхом перед забвением, страхом потерять себя… мне тяжело это объяснить, таирни. Ведь я сам — Бессмертный…— Кажется, я понял, — задумчиво проговорил Ортхэннэр. И, вспыхнув радостной, какой-то детской улыбкой: — Но и я бессмертен! Значит, я никогда не забуду тебя…Смутился, опустил глаза. Мелькор положил руку ему на плечо.— Ты говорил, Тано…— Да. Этот же яд может продлить жизнь — если знать, как использовать его; нам это не нужно — но пригодится Детям… Двойственность. Потому во многих мирах существа, подобные этому, — знак знания: оно равно может нести и жизнь, и смерть. И так же опасно оно в неопытных руках, ибо может обернуться злом. Первым твоим творением был клинок. Потому я и спросил.
… — Знаешь, Тано… иногда почему-то кажется — мир так хрупок…— Потому я и хочу, чтобы ты был осторожен, таирни. В тебе — сила; одно неверное движение, шаг с пути — и ты начнешь разрушать.— Я понимаю, — фаэрни обернулся к Мелькору — и замер.«Крылья?!»Изначальный смотрел на ночное небо, тихо улыбаясь — то ли своим мыслям, то ли чему-то не слышимому пока для Ортхэннэра.Огромные черные крылья за спиной.«Конечно… если Валар могут принимать любой облик, кому же и быть крылатым, как не ему?..»— Почему… — тихо, почти шепотом, боясь спугнуть видение, — почему в твоей песне нет крылатых?Изначальный улыбнулся тихо каким-то своим мыслям; задумчиво ответил:— Это не только мой мир. Я жду…Помолчал.— Иди. Теперь иди — смотри на мир сам. Своими глазами. Потом возвращайся. Я… буду ждать, таирни.
Таирни… Словно солнечная птица в груди расправляет крылья, и не удержать ее — как, пламя в раскрытых руках; грудь разрывается, и недостает места в сердце — этой невероятной, неправдоподобной радости - Таирни. Светлое, беззащитно-счастливое чувство, щемящее, радостно-изумленное: как это ? что это ? почему со мной — так ? .. Звонкая и хрупкая хрустальная чаша в ладонях. Слово-вздох пронизанной солнцем прозрачной золотисто-зеленой волны, слово-полет, распахнутые — весь мир обнять — крылья: таирни. Ученик. Мой ученик. …как это — слышать: «Скажи, Учитель…» И глаза эти — светлые, удивленные, отчаянные — как жил прежде, не видя их? Как мог быть без этого — «Тано»… Каждое расставание — словно бы на века. Каждая встреча — радость, мешающаяся с тревогой: скажешь ли снова — Тано ? Или — все это было наваждением, видением, слишком счастливым и ясным, чтобы быть правдой - Таирни?.. Словно бы и не было ничего до того — словно бы и не было жизни, и мир вокруг — иной, новый, звенящий и юный — чище и острее чувства, до хрустального звона паутинных нитей, и все, что видел и знал, рождается заново — вот тут, прямо на глазах — все — впервые: первый рассвет, и туман над озером, и — серебряным клинком — полет сокола в высокой голубизне, и травы ветра — серебром волн под луной, и чудо росной капли, и нити дождя, и медленное падение-полет корично-золотого листа — кор-эме о анти-эте, — мир мой в ладонях твоих - Таирни. СОТВОРЕННЫЕ: Друг Век Тьмы; Век Дерев Света
…Под защитой скал плясал огонь.Они и прежде видели огонь — когда молния ударяла в сухое дерево. Но самим им никогда не приходило в голову разжечь костер; да и зачем?А сейчас огонь плясал под защитой скал, и кто-то был у костра — тень в ночи. Он пел — как поют ковыли, или луна, или тростник под ветром; и двое остановились, пытаясь понять, кто это и почему он здесь — где нет больше никого, кроме них…Песня умолкла, колыхнулась черная тень, вздохнул ветер — и вот уже нет никого у костра.Они подошли ближе, присели у огня. На плоском черном камне лежало что-то мерцающее и легкое — Весенний Лист нерешительно протянула руку и осторожно взяла вещь: легкое переплетение серебряных цепочек, искорки камешков, зеленых и золотистых, как медвяные капли, и россыпь маленьких колокольчиков… Весенний Лист завороженно разглядывала поясок. Анде-тэи. — Это ты сказал?Ищущий-следы пожал плечами:— Нет, ничего я не говорил… а что?Весенний Лист, внезапно решившись, обвила пояском талию; колокольчики запели чистыми тихими голосами.— Погоди, это же не наше!Она рассмеялась, закружилась, вскинув руки:— А-ах, ты не понял, не понял… это подарок, он же сказал — дарю тебе… правда, чудо?— Чей подарок? Кто он?Весенний Лист остановилась.— Н-не знаю… — проговорила задумчиво. — Кто-то ведь был здесь?Ищущий-следы держал в руках странную штуковину — несколько тростниковых стеблей, переплетенных тонкими серебряными нитями. Разобравшись, что к чему, поднес к губам, дунул — стебли отозвались приглушенной печальной нотой ветра.— А это — тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193