Не оборачиваясь — как страшно обмануться!— Учитель?Ответа нет. Он резко обернулся, вскочил — и, ничего еще не успев понять, крепко обнял, уткнулся лицом в грудь:— Учитель… Ты пришел… Я так ждал тебя…— Наурэ, мальчик…— Входи скорее, садись… Я знал, я чувствовал… Учитель…Крылатый отпустил плечи Наурэ, мягко отстранил его и сел у стола; рука в черной перчатке коснулась хрустального кубка с мерцающей в нем маленькой голубовато-белой звездой:— Светильник…— Да, да! Ты сам научил меня — помнишь? — Наурэ улыбнулся, но вскоре ясная, почти мальчишеская радость исчезла с его лица. — Зачем… ты прячешь руки?Подобие горькой улыбки:— От тебя все равно не скроешь.Крылатый медленно стянул перчатки, еле заметно поморщившись от боли.— Что… — хриплый до неузнаваемости голос, — что это?— Это непонимание и ненависть.— Твои волосы… снег…— Это боль.— Твой венец…— Это память и скорбь.— Ты… все видел… до конца?Молчание.— Кто это сделал? Ведь ты знаешь, скажи — кто?— Нет.— Почему…— Потому что здесь нет виновных — и виновны все, и первым — я сам. Потому что тот, кто был поводом к войне, пришедшей в наши земли, сам не хотел войны — но ты будешь искать его. И найдешь. Через сотни лет найдешь. И сумеешь убить — если всем сердцем пожелаешь этого. Ты отдашь всю силу ненависти и не сможешь сделать того, зачем вы должны были прийти к файар…Наурэ опустил голову, потом тихо сказал:— Все равно наш круг не замкнется. Нас только восемь. Одна…— Молчи!Крылатый резко поднялся, лицо его дернулось, как от удара.— Она вернется.— Но…— Молчи, я прошу тебя! Неужели ты не понимаешь, неужели так и не понял — эта кровь — на мне? На мне, слышишь? Она тогда спросила — можно ли вернуться, если… А я — я не догадался. Нужно быть слепым, чтобы…— Прости меня, Учитель… если сможешь… — шепотом.— Не говори больше об этом. Снова долгое молчание.— Больше… никого?— Помнишь Гэлторна?— Я помню…— Он. Еще дети и, кажется, Соото. И вы.— Все восемь живы, не тревожься: я чувствую, — торопливо, горячо, словно в страхе — не успеть сказать.— И черные маки, — непонятно сказал Крылатый, — целое поле. Только одного цветка нет.Обернулся; взглянул в глаза Наурэ:— Понимаешь… Гэлторн не помнит… как это было. Но ее там нет.— Учитель, не надо… Ты сам просил…— Помнишь, она однажды спросила о короне из молний? Сказала — наверное, Люди представляют богов такими… Только ведь, понимаешь, я был тогда один. И прежде никогда вам об этом не рассказывал. Она сказала — я помню. Улыбнулся вдруг — углом губ, нелепо и беспомощно:— Я так и не спросил — откуда… ЗЕМЛЯ-У-МОРЯ: Дом 127 — 202 годы I Эпохи
Они называли эту вершину — Горт Элло, вершиной Звезды. Черная, как непроглядная ночь, высокая, острая, как клинок, приставленный к горлу неба… Нет, конечно, в их песнях не могло быть такого: «клинок». Это — только его мысли.Здесь стоял его дом. Дом. Он невесело усмехнулся: по сути, у него никогда не было дома — не станешь ведь думать так о каменном замке… Он редко бывал в доме — и все же возвращался сюда, когда боль воспоминаний становилась слишком сильной, чтобы утаить ее от Людей Надежды.
… — Астар, ты спишь?Он приподнялся и сел на ложе.— Нет, Элли. Я не умею спать.— Можно к тебе? Только я не одна, со мной друзья. Можно? Я зажгу свечу?..— Не надо, — он сказал это слишком поспешно. Девочка встревожилась:— У тебя глаза болят?— Да, — ответил, помедлив мгновение.— Мы ненадолго и совсем-совсем тихо…Они расселись кружком у его кресла.— Сказку рассказать? — улыбнулся он.Элли усердно закивала:— Расскажи еще про девочку и дракона…
…Дракон был совсем маленьким — ростом чуть больше девочки. Девочка тоже была маленькой, и ей нравился дракон — такой красивый, крылатый, с сияющими глазами… Так они подружились, и иногда дракон позволял девочке забираться ему на спину и подолгу летал с ней в ночном небе. Девочка смеялась, протягивая руки к небу, и звезды падали ей в ладони, как капли дождя, и дракон улыбался, а из его пасти вырывались маленькие язычки пламени…
— …А как его звали, Астар?— Элдхэнн.— Наш Ледяной Дракон?.. Но он не умеет дышать огнем, и чешуя у него черно-серебряная…— Элли, сестренка, это все-таки сказка…
… Вдвоем они часто бродили по лесам. Была у них любимая поляна: красивые там были цветы, а неподалеку росла земляника; девочка собирала ее, а горсть ягод всегда высыпала в драконью пасть. Дракону, конечно, это не было нужно — ему хватало солнечного света и лучей Луны, — но маленькие прохладные ягоды казались такими вкусными — может, потому, что их собирала для дракона девочка. Вечером она набирала сухих сучьев, и дракон помогал ей развести костер, а сам пристраивался рядом. Они смотрели на летящие ввысь алые искры, и девочка пела дракону песни, а он рассказывал ей чудесные истории и танцевал для нее в небе, и приводил к костру лесных зверей — девочка разговаривала и играла с ними, и ночные бабочки кружились над поляной… А однажды пришел к костру Белый Единорог из Долины Ирисов и говорил с ними — мыслями, и это было как музыка — прекрасная, глубокая и немного печальная…
— …Это наша Долина Белого Ириса?— Нет, Илтанир. Это было очень давно — не здесь…
…Шло время, девочка подросла, а дракон стал таким большим, что, когда он спал, его можно было принять за холм, покрытый червонно-золотыми листьями осени. Нет, они остались друзьями; но дракон все чаще чувствовал себя слишком большим и неуклюжим, а девочка была такая тоненькая, такая хрупкая… Больше он не мог бродить с девочкой по лесу, и, если бы он попытался разжечь костер, его дыхание пламенным смерчем опалило бы деревья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193