Фануил упал, где стоял, и привалился к боку хозяина.
Лайам обвел взглядом комнату. Нет, в ней ему определенно не доводилось бывать. Здесь имелось окно, но сквозь него виднелось лишь голубое небо. Кажется, его притащили в дом госпожи Присциан. Лайам порадовался этому обстоятельству, затратив последние силы, и снова прикрыл глаза. Под его ладонью мягко вздымались кожистые чешуйки. Частое, ритмичное дыхание дракончика убаюкало Лайама, и он снова заснул.
Когда он очнулся опять, голова его была почти ясной. Комнату заливал лунный свет. Лайам пошевелился, пытаясь встать, но внезапно ощутил боль в правой ноге и снова упал на подушки.
Фануил встрепенулся и поднял голову. Лунный свет посеребрил его черную чешую, но узкая мордочка так и осталась темной.
« Ты проснулся?»
– Кажется, да, – прошептал Лайам. – Мы в доме госпожи Присциан?
«Да».
– Долго я здесь лежу?
«Пятый день».
Лайам сладко зевнул и заложил руки за голову.
«Магесса Грантайре уехала» . Лайам вздрогнул и привстал на локтях.
– Как уехала? Когда? Отвечай же!
«Сегодня утром. Когда удостоверилась, что с тобой все в порядке».
– А куда?
«Она не сказала. У госпожи Присциан есть письмо для тебя. Магесса Грантайре ухаживала за тобой все это время. Эдил приходил тоже и ей помогал».
От неудобной позы у Лайама затекла шея. Он откинул голову на подушки и уставился в потолок.
– Что со мной?
«У тебя сломана нога».
– Это я знаю.
Лайам чувствовал, как лубки, удерживающие сломанную кость в правильном положении, врезаются в кожу. Ниже лубков ноги он не ощущал. Наверное, она занемела.
– А почему я так долго не приходил в себя? Дракончик ответил несколько неуверенно: «Эйрин… он разлетелся в мелкую пыль… а ты… ты был прямо под ним. Магесса Грантайре сказала, что на тебя повлияла магия. Ну, словно… словно бы обожгла…»
– И что же? Теперь я урод? Кошмарное существо, не похожее на человека? Чудовище, от которого все будут шарахаться в разные стороны?
«Нет, ты не урод!» Фануил, как и всегда, не оценил шутки. Лайам усмехнулся, закрывая глаза. Голова дракончика тоже сама собой опустилась.
Они снова заснули.
В третий раз он пробудился, когда в комнату вошел Геллус – с кувшином для умывания и полотенцем.
– Господин Ренфорд, вы снова с нами!
– Да, и я страшно этому рад, – сказал Лайам и улыбнулся. Он сумел самостоятельно сесть, не потревожив больную ногу.
Слуга приподнял кувшин.
– Я пришел вас помыть. На этот счет магесса Грантайре оставила четкие указания.
– Думаю, я сумею умыться и сам. – Лайам оглядел себя, отметив, что для человека, провалявшегося в постели пять суток, он выглядит поразительно чистым. Льняное белье, приятно холодившее кожу, было свежим, а постель никаких лазаретных запахов не источала. Лайам покраснел, прикинув, какого рода заботы легли на плечи тех, кто взялся за ним ухаживать, но, глянув на старину Геллуса, успокоился.
– Ах, господин Ренфорд, до чего ж вы упрямы… Магесса Грантайре наперед знала, что вы станете возражать, и строго-настрого запретила давать вам волю, – сказал слуга. – Вам нельзя подниматься с постели еще неделю – чтобы сломанная кость хорошенько срослась.
– Чтобы умыться, мне не надо вставать, – невозмутимо парировал Лайам. По его мнению, нога вела себя более чем прилично. Он видел достаточно переломов и знал, что обычным порядком никакая кость не срастется не только за пять, но и за дюжину дней. Пробовать ходить сегодня, конечно, не стоит, даже и с костылем, но кое-какие телодвижения позволить себе можно. А дальше – по состоянию. Все-таки магия – великая вещь! Лайам не сомневался, что Грантайре наложила на его перелом не только лубки, но и какое-нибудь заклятие.
Геллус уперся, и несколько минут они пререкались, пока не договорились, что Лайам свершит омовение сам, но при этом не будет приподниматься.
– А спину и то, что ниже – помоем потом, – сказал слуга, располагая кувшин и полотенце на столике возле кровати. – Я займусь этим лично. Стесняться вам нечего, тут ничего стыдного нет, а сделаю я все хорошо. Магесса Грантайре сама меня этому научила. А сейчас я принесу вам немного перекусить. – И старик вышел не понимая, что только что отыграл у строптивого больного очко. Лайам опять покраснел, смекнув, на ком обучала Геллуса уходу за тяжелоранеными Грантайре.
Впрочем, мысль о еде быстро вытеснила из мозга Лайама все сторонние размышления. Он вдруг осознал, что страшно проголодался, и принялся торопливо снимать рубаху. Омовение – совсем не легкое дело, особенно если стараешься не тревожить больную ногу, и потому, покончив с мытьем, Лайам почувствовал, что сильно устал. Так что поднос, на котором стояли супница, глубокая тарелка и хлеб, появился как раз вовремя.
Лайам накинулся на еду и съел очень много. Ел он тоже самостоятельно, хотя его не раз порывались покормить «с ложечки». И откуда только в старом слуге взялось столь неодолимое желание нянчиться с кем-то?
– Смотри я не пролил ни капли, – сказал наконец Лайам ему в утешение, но Геллус все равно смотрел на него с укоризной. Слуга молча собрал поднос и, уже уходя, соизволил сухо произнести:
– Госпожа Присциан хотела бы вас навестить. Но только в том случае, если вы чувствуете себя достаточно хорошо.
– Я чувствую себя распрекрасно, – поспешил заверить Лайам обидчивого угрюмца. – Пожалуйста, передай госпоже Присциан, что я буду счастлив с ней повидаться.
Госпожа Присциан явно обрадовалась, обнаружив, что самочувствие гостя действительно неплохое. Но все-таки что-то ее беспокоило – почтенная и обычно очень уверенная в себе дама удивленно поглядывала на свои руки, кажется, впервые в жизни не понимая, куда их девать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106