"Несмотря на то, что проблески национального самосознания у русского
народа проявились очень рано, сильное подражание образованных слоев европейской
культуре сильно затруднили выработку национального политического сознания".
"Развитие монархического принципа, его самосознание, — замечает Л.
Тихомиров в главе "Инстинкт и сознание", — после Петра у нас понизилось и он
держался у нас по-прежнему голосом инстинкта, но разумом не объяснялся".
"Монархический принцип развивался у нас до тех пор, пока народный
нравственно-религиозный идеал, не достигая сознательности, был фактически жив и
крепок в душе народа. Когда же европейское просвещение поставило у нас всю нашу
жизнь на суд и оценку сознания, то ни православие, ни народность не могли дать
ясного ответа на то, что мы такое, и выше мы или ниже других, должны ли, стало
быть, развивать свою правду, или брать ее у людей ввиду того, что настоящая
правда находится не у нас, а у них?"
"Чувство инстинкта, — пишет он в другом месте, — проявлялось в России
постоянно, достаточно, но сознательности теории царской власти и взаимоотношения
царя с народом — очень мало. Все, что касалось теории государства и права в
Петербургский период ограничивалось простым списыванием европейских идей.
Усвоивши западные политические идеи часть русского образованного общества начало
борьбу против национальной власти".
"Как бы то ни было, в отношении политического творчества, Россия за этот
период сделала меньше всего.
Первые зачатки самоопределения у нас начались очень скоро после
Петровской реформы. Чувствуя в себе какое-то несходство с европейским миром,
стали задавать себе вопрос: что такое Россия? Началось собирание русского
народного творчества, уже при Екатерине II очень заметное, а Кирша Данилов
явился даже при Петре I. Внимание, любопытство к народности было первым
признаком начавшегося самоопределения...
...Россия опознала себя и со стороны искусства — музыки, живописи. В
значительной степени она в этом отношении стала обеспечена от простой
подражательности.
Но в области самосознания умственного — вся эта работа доселе остается на
первых начатках. И вот почему мы не можем доселе развить самостоятельного
политического творчества. Наша сознательность сделала сравнительно больше
успехов в области религиозной. Требование сознательной веры отразилось в области
богословской мысли, сначала самым сильным подражанием и "сознательность"
черпалась в источниках римско-католических и особенно протестантских. При этом у
нас оказалось гораздо более тяготения к протестантству. Наша богословская мысль
развивалась долго в очень опасном направлении, так что существует мысль, что
лишь великая учительная мысль Филарета Московского спасла у нас православие.
Если это и преувеличено, то все же точное ограничение православия от римского
католицизма и протестантизма у нас совершилось только в средине XIX века в
результате великих трудов главным образом митрополита Филарета и А. С. Хомякова.
Однако же и в этой области мы не достигли полного сознания, способного к твердой
формулировке и ясному плану действия. Ибо православное сознание наше стало
незыблемо лишь в области догмата, но никак не в области церковной жизни,
содержание которой доселе у нас не общепризнанно".
О том, что Петербургский период подходит к концу, ясно понимал уже
Достоевский.
"Петровская реформа, — указывает Достоевский, — продолжавшаяся вплоть до
нашего времени, дошла, наконец, до последних своих пределов. Дальше нельзя идти,
да и некуда: нет дороги ,она вся пройдена".
"Вся Россия, — писал он в одном из писем незадолго перед смертью, — стоит
на какой-то окончательной точке, колеблясь над бездною".
Петр Первый уничтожил массу народа во имя приведения Руси в культурный
вид. Но лишив Россию основ самобытной культуры он превратил ее высшие социальные
слои в вечных подражателей европейской культуре. Трагический результат
общеизвестен: ни Европы из России не получилось, ни России не стало.
Английский ученый Пальмер, изучавший в 60-х годах XVIII столетия в Москве
религиозную новаторскую деятельность Патриарха Никона, которая вызвала
величайшее несчастье в истории русского народа — религиозный раскол, предвидел
скорую гибель Петербургского периода.
"Что ждет Россию в будущем? Завладеет ли ею немецкий материализм и в
конце концов наступит апостасия от самого имени: христианского, или же наступит
православная реакция".

XXVI. ВОПРОС ОТ КОТОРОГО ЗАВИСИТ — "БЫТЬ ИЛИ
НЕ БЫТЬ РОССИИ"

История сыграла с Петром I, как и со всеми революционерами жестокую
шутку. Из его утопических замыслов почти ничего полезного не получилось. Как
верно определял их Тихомиров:
"Политическая сущность бытия русского народа состоит в том, что он создал
свою особую концепцию государственности, которая ставит выше всего, выше
юридических отношений, начало этическое.
Этим создана русская монархия, как верховенство
национального-нравственного идеала, и она много веков вела народ к развитию и
преуспеянию, ко всемирной роли, к первой роли среди народов земных — именно на
основе такого характера государства.
Но вот, в конце первого периода строения, в XVII веке, явился кризис,
явилась неспособность нации определить себе, в чем суть той правды, которую
государственная идея требует прилагать к строению социальному и политическому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47