Мама долго молчала. Потом тихо заметила:
– А может, тебе просто нравится жить одному там, на железной дороге?
– Мэри…
Мама повернулась и пошла вниз по ступенькам веранды. Папа остановил ее:
– Мэри, ты же знаешь, это не так.
– Знаю, – сказала она так же тихо. И, подождав, спросила: – Когда ты едешь?
– Думал вместе с Хэммером в субботу.
Мама поглядела на подъездную дорогу.
– Я пройдусь к пруду.
– Я с тобой.
– Нет… Я понимаю, Дэвид, ты делаешь, как считаешь лучше. Но и я с собой ничего не могу поделать. Не могу.
Она задержала на папе взгляд, потом повернулась и пошла вдоль гигантских камней к подъездной дороге.
Стейси поспешил из дома через столовую. Ба там замешивала тесто; подхватив его со стола, она принесла тесто в кухню и выложила в ожидавшую его миску. Потом накрыла ее влажным полотенцем, вытерла руки и вышла на веранду.
– Сын, – сказала она, дотрагиваясь до папиной руки, – сын, ты знаешь, я никогда не вмешивалась в ваши отношения с Мэри, да и сейчас не хочу. Поверь, я люблю ее не меньше, чем тебя. И, как женщина, понимаю, что она чувствует. В последние годы ты так часто оставлял ее одну, ей приходилось самой воспитывать детей и заботиться о доме, о земле, обо всем. Я знаю, что тебе не хочется уходить, и Мэри тоже это знает. Но она имеет право хотеть, чтобы ты был дома.
– Мама, послушай… – Папин голос звучал таким усталым. – Не наседай хоть ты на меня.
– Я не собираюсь наседать на тебя! Я только хочу сказать: ты должен понять, что она чувствует, и постараться как-то все смягчить, ну хотя бы приезжать домой чаще, чем раньше. Ей тогда будет легче. Мне тоже, конечно. Вспомни, она же…
Тут Кристофер-Джон уронил на пол ложку, Ба обернулась и, увидев, что мы прислушиваемся к их разговору, взяла папу под руку и повела во двор к старой скамье, стоявшей под грецким орехом. Когда они пересекали двор, Кристофер-Джон спросил меня:
– Как ты думаешь, папа когда-нибудь сможет не уезжать?
Я пожала плечами:
– Когда-нибудь… может быть.
Кристофер-Джон вынул из полоскательницы тарелку и вытер ее насухо.
– Кэсси…
Я посмотрела на него.
– Мне кажется, ждать так долго я не выдержу…
Суббота выдалась печальная. Почти все утро мы словно прилипли к папе и к дяде Хэммеру.
– Знаешь, – наконец заговорил он, и его голос даже заставил меня вздрогнуть, – мне вспоминается время, когда и мой папа однажды уехал – не так надолго, как приходится твоему. И все-таки на порядочный срок. Он занимался рубкой леса возле Натчез Тройс. Мы с Дэвидом так скучали по нему! По нему и по нашему старшему брату, вашему дяде Митчеллу, хоть привязывай нас. Они отправились на заработки, чтобы купить лошадь и заплатить за эту землю. А мы ждали, дождаться не могли, когда они вернутся. – Вспоминая, дядя Хэммер улыбнулся, потом указал рукой на наковальню во дворе: – Может, сыграем в подковки, а?
Я с удивлением посмотрела на него и пошла за подковами – они висели на костыле в другом конце веранды.
– Поверишь, я здорово играл в них, – сказал он, отходя к линии подачи. – Твой папа и я, мы считались лучшими стрелками во всем Грэйт Фейс, когда были еще мальчишками.
Мы стали кидать, и первый раунд выиграл дядя Хэммер. Второй раунд я начала с роскошного броска, и подкова, пролетев со свистом, накрепко села на наковальню. Дядя Хэммер взялся за свою подкову, но не кинул ее.
– Кэсси, в этот раз со дня моего приезда ты что-то совсем мало со мной разговаривала.
Он сказал сущую правду. Я обернулась к нему, но, заметив, что он смотрит на меня в упор, тут же отвела взгляд. Я и не собиралась долго с ним разговаривать. Мало того, старалась вовсе не попадаться ему на глаза, потому как мне совсем не хотелось еще раз столкнуться с его гневом. Я не была дурочкой – единственное мое достоинство.
– Твой папа сказал мне, ему кажется, ты на меня за что-то злишься. Это правда?
Я не сводила глаз с подковы, которую так удачно бросила, и ничего не ответила.
– Кэсси!
Я боялась, дядя Хэммер услышит, как у меня стучит сердце.
– Девонька, поверь, тебе нечего меня бояться. – Он замолчал, ласково глядя на меня, я снова отвела глаза. – Сам знаю, со мной нелегко иметь дело. Иногда я, наверное, бываю слишком груб с вами. Но ты же сама знаешь, я никогда тебя не обижу и не скажу ничего, если не уверен, что так надо. Ты веришь мне?
Он терпеливо ждал от меня ответа.
– Д-да, сэр.
Дядя Хэммер глянул на свою подкову и бросил ее. Она легла точно поверх моей. Он заговорил снова, не поворачиваясь ко мне:
– У меня же нет своих детей. Может, никогда и не будет. Но даже если бы были, все равно я бы любил вас – тебя, Кристофера-Джона, Малыша и Стейси – не меньше, чем их. И раз навсегда запомните: если я могу хоть чем-нибудь быть вам полезным, я все на свете для вас сделаю. Все! Потому что вы… вы мне как родные дети…
Мы оба смотрели только на наковальню, а не друг на друга. Мне захотелось крепко обнять дядю Хэммера, но у нас с ним были другие отношения. Мы обнимались, когда он приезжал и когда уезжал. А обниматься с ним в другое время, ну хотя бы сейчас, было как-то неловко. Вместо этого сначала я бросила подкову, потом он.
После обеда папа и дядя Хэммер собрались уезжать. Ба почти все утро жарила для них цыплят и пекла полукруглые пироги со сладкой картошкой. Положив все в железные коробки для завтраков, она отнесла их в машину и с осторожностью опустила на заднее сиденье. Вернувшись, она застала меня и мальчиков вместе с дядей Хэммером и мистером Моррисоном у сарая. Скоро из дома вышли мама с папой, и мы начали прощаться. Дядя Хэммер пожал руку мистеру Моррисону и обнял нас. Потом аккуратно сложил свой пиджак и, повесив его на спинку переднего сиденья, точно посередине, сам сел в машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100