– Кто именно?
Но Малыш и Кристофер-Джон оба отвернулись.
Сузелла взяла меня за руку:
– Маленький у Уэллеверов. И девчушка где-то возле Смеллингс Крика… Так все горько, Кэсси.
Я кивнула, а про себя удивилась, почему нет у меня чувства утраты ни по Дону Ли, ни по кому другому.
– Интересно, на что это похоже? – заговорил Малыш.
– Что – это? – спросила я.
– Умереть.
– О!
– Просто лежать и не двигаться?
Он растянулся на оленьем коврике – руки по швам, зажмурился, замер.
– Ну и что ты чувствуешь? – Кристофер-Джон не сводил глаз с брата.
Сперва Малыш не отвечал. Но в конце концов решил восстать из мертвых, открыл глаза и вскочил на ноги.
– Умереть – это ужасно, – заключил он. – Нельзя даже пошевелиться. Замри, и все.
– Дурачок, когда ты умер, это уже не имеет значения, – заметила я. – Ты все равно ничего не чувствуешь.
Малыш задумался.
– А если черви в тебя заползут… – Он посмотрел на нас, словно ждал, что мы станем возражать. Но мы молчали, и он продолжал: – Думаете, мне бы понравилось? Черви, черви, всюду черви.
– Чего ты беспокоишься? – сказал Кристофер-Джон. – Какая тебе разница, если ты умер?
– Нет, в землю не хочу. Лучше в гробу.
Кристофер-Джон помотал головой:
– Я спрашивал маму. Она сказала, когда умираешь, твоя душа воспаряет вверх, а тело остается. Ну, все равно как из гусеницы ты превращаешься в бабочку. Сбрасываешь оболочку и улетаешь. На свободу. – Он подумал немного и решил: – Не так уж плохо.
Малыш тоже задумался, но мнения своего не изменил:
– Может, и так. Но я не хочу сбрасывать тело, я его люблю. Не хочу, чтобы червяки его ели, даже если я из него улетел. – Тут взгляд его устремился вдаль, а голос помягчал: – Тебе уже сказали, что папа не нашел Стейси?
– Да… сказали.
– А знаешь, Кэсси, – Кристофер-Джон взялся поменять предмет разговора, – на последней неделе и на предпоследней тоже занятий в школе не было.
– Почему?
– Говорят, чтобы болезнь не распространялась.
– Тьфу, не везет: отменили занятия, а я заболела. – Я очень расстроилась, что пропустила нежданные каникулы.
– Кэсси, а тебе нравятся эти цветы?
Вслед за Кристофером-Джоном я посмотрела на вазу с поздними астрами.
– Я сам срезал их. Хотел принести тебе что-нибудь с воли.
– Сам? – И я подумала, до чего хорошо, что и Кристофер-Джон, и остальные снова со мной, рядом. – Они мне очень нравятся.
– А когда они увянут, я еще принесу и… – Он прервался на полуслове, вскинул голову, соскочил с кровати и бросился к окну. – Снова он здесь!
– Кто?
– Уордел. Приходит каждый день. Садится у дороги и играет на своей губной гармошке.
– Да ну? – изумилась я. Даже одеяло сбросила. – Я хочу его видеть.
– Ты б лучше не вставала, – посоветовал Малыш. – Ба сказала, тебе еще лежать надо.
Сузелла поправила одеяло.
– Это так, Кэсси. Умерь свою прыть пока что.
Я уступила – еще была ослабевшая.
– Говорил он что-нибудь?
– Только играл, – ответил Кристофер-Джон.
Малыш спрыгнул с моей кровати.
– Я пошел. Приглашу его зайти к нам.
– Не пойдет он, – сказала я.
– А мы все равно пригласим его, – твердо сказал Кристофер-Джон. – Мы каждый день его приглашаем. Ба велела. Сказала, воспитанные люди всегда так делают.
Дав объяснение, оба – Кристофер-Джон и Малыш – выскочили за дверь.
– Не понимаю я этого… – покачала головой Сузелла. – Не понимаю, зачем он приходит и играет.
Я-то понимала и улыбнулась:
– Не переживай. Многие не понимают его.
Когда Малыш и Кристофер-Джон вернулись, я спросила:
– Ну, как?
– Он не войдет, – ответил Малыш.
Я кивнула разочарованно, хоть знала, что так и будет. Не войдет он.
Вместо него вошла Ба и поманила моих братьев к себе:
– Хватит, молодые люди. Я пришла, чтобы выставить вас отсюда. Кэсси нужен покой. Она небось притомилась тут от вас.
– Нет, нет, Ба, я вовсе не…
– Не нет, а да. Так что теперь все уходите. Придете после обеда. Сегодня, но попозже.
Как только Сузелла и мальчики ушли, я провалилась в сон. Когда я проснулась, у самой постели в кресле-качалке сидел папа и читал Библию. Я повернулась к нему, тогда он поднял голову и улыбнулся мне.
– Что ж, с каждым днем ты выглядишь все лучше, голубка. А как самочувствие?
– Прекрасно, папа. – Я улыбнулась в ответ. – Просто не понимаю, как это я столько провалялась в постели.
– Рано тебе вставать. Ты для этого еще не окрепла. Слушайся Ба – и скоро будешь совсем здорова.
– Да, сэр… Папа?
– Что, детка?
– Папа, что же мы будем делать? Надо платить по счетам, а их столько набралось… И налоги… и ты бросил железную дорогу, чтоб искать Стейси… и… Папа, что же нам делать? Однажды ты сказал: никому не отдадим нашу землю.
– И не отдадим.
– Да, сэр, – согласилась я, но волноваться не перестала.
– В чем дело, голубка?
– Сузелла сказала, мама кучу телеграмм в разные места послала, чтоб разыскать тебя, когда я заболела… Это же сколько денег стоит! Разве нет?
– Сумма приличная.
– Мне очень жаль, папа. Очень. На эти деньги столько всего можно было купить… поважней телеграмм.
Папа откинулся на спинку качалки и улыбнулся:
– Знаешь, Кэсси, о чем я думал, глядя, как ты мирно спишь? Я вспоминал тот день, когда ты появилась на свет.
– Да?
Он кивнул.
– Мне было тогда двадцать четыре года. Я работал на старой лесопильне под Смеллингс Крик. Хозяйничал на ней сквалыга Джо Морган. Большинству цветных, что вкалывали на него, здорово доставалось. Но меня он почему-то не задевал. Я думаю, вот почему. Я никогда не вступал с ним ни в какие лишние разговоры. Только по делу. А другие и выпивали с ним, и всякое такое. Я вообще считал, что с такими сквалыгами лучше не заводить близких отношений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100