Опустив голову, засунув в карманы руки, рядом с ними шагал Мо. Я тронула его за руку:
– Что-нибудь случилось, Мо?
Он мотнул головой.
– Ты такой тихий.
– Вообще-то знаешь… прошлой ночью померла наша корова. Папу это просто сразило. Одна беда за другой.
– Ох, Мо, я вам очень сочувствую.
Он пожал плечами:
– Будет хороший урожай, может, мы другую корову купим.
Но я-то знала, что это пустые мечты, хотя, конечно, ничего не сказала.
– А до того как будете?
Он криво усмехнулся.
– До того будем пить водичку, – сказал он и дальше уже пошел один.
– Что это с ним? – спросил Сынок, подошедший вместе с Мейнардом. – Вздыхает по Сузелле, как все остальные?
Я на него как напустилась:
– А что, кроме Сузеллы, ни у кого других забот нет?
– А может, и нет, – расплылся в улыбке Мейнард. – Почему бы не вздыхать, она как раз такая, по ней приятно и вздохнуть.
– Вот я и вздыхаю, потому что до смерти устала с утра до вечера только и делать, что слушать о ней.
Сынок рассмеялся:
– Ой, Кэсси, ты просто завидуешь, потому что она хорошенькая. Ого, а вон и дьякон Бэкуотер со своей фальшивой косичкой. Давайте лучше войдем в церковь.
Вернувшись из церкви, еще не сняв выходного платья, я придирчиво разглядывала себя в зеркале. Ноги длинные, все расту и расту, просто дылда. Платье, подаренное дядей Хэммером на рождество, стало коротко. Только рост, остальное ничто не изменилось. Я повернулась боком и выпятила грудь. Нет, плоская, как доска. Даже никакого намека на женскую фигуру. Я вздохнула и попробовала отыскать в себе достоинства. Мое лицо, например, папе нравится; правда, кожа коричневая в желтизну, как у мамы, зато я худая. Хоть с этим все в порядке. На голове моя любимая прическа: длинная коса с одной стороны, другая коса сзади посередине, и каждая скручена и пришпилена. Из-за того что волосы очень густые и длинные, эти скрученные косы всегда торчали, я ничего не могла с ними поделать. Справиться с ними умели только мама и Ба, иначе было ужас что такое.
Я простояла перед зеркалом несколько минут, прикидывая, сколько еще времени пройдет, прежде чем кто-нибудь решит, что я хорошенькая, вроде Сузеллы. И подумает ли так хоть когда-нибудь Рон Шортер? И вообще, будут ли мальчики заглядываться на меня, как сейчас на Сузеллу? Но тут сама на себя удивилась: разве меня это так уж трогает? И, не успев подумать, что делаю, я вытащила из моей роскошной прически все шпильки, расплела косы и провела по ним гребнем. Разделив их на две половины, я попробовала заставить их лежать, как у Сузеллы, но они топорщились и торчали в разные стороны, словно огромная черная грива.
– Позволь, я тебе их причешу.
Я поспешила обернуться. Мне было не слышно, как пошла Сузелла.
– Я и сама могу их причесать, – ответила я сердито и снова повернулась к зеркалу.
С помощью гребенки я попыталась восстановить прическу. Сузелла прошла в комнату и села на стул.
– Знаешь, Кэсси, у тебя красивые волосы. Но если ты хочешь, чтобы они лежали, как мои, их надо сначала выпрямить…
Я посмотрела на нее через плечо.
– Откуда ты взяла, что я хочу, чтобы они лежали, как твои?
– Ну, я…
– Думаешь, ты такая цаца, что все прямо умирают, чтобы быть похожей на тебя, да?
– Нет, я не хотела сказать…
– Мне мои волосы нравятся, как они есть. Я и не собираюсь менять прическу… делать вроде твоей или еще как-нибудь.
– Я не думала этого, Кэсси.
– А мама говорит, что скоро, когда я вырасту, можно будет делать самые разные прически. Она сама научилась их делать, когда ходила в школу в Джексоне, и обещала мне показать.
Сузелла ничего не сказала, и я снова занялась своей головой. Мне удалось заплести одну косу впереди и одну сзади, но волосы вокруг них все взбились, а та часть, что разделяла косы, круто завилась. Не было б Сузеллы в комнате, я бы так не злилась на нее, что мешается не в свое дело, и на себя за то, что распустила косы, – ох, как бы я посмеялась над собой. А так просто скрутила косы кольцом и приколола их. Лучше у меня все равно бы не получилось. Переодевшись в школьное платье, я собралась уйти.
– Кэсси, почему ты меня не любишь?
Я остановилась и посмотрела на нее. Вот уж чего я никак не ожидала, так это ее прямого вопроса.
– Почему? Люблю.
– Нет… мне кажется, не любишь. С самого первого дня, как я приехала, тебе что-то во мне не понравилось. Я тебе сделала что-нибудь плохое?
Я выглянула в окно.
– Ничего ты не сделала.
– Тогда, может быть, потому… потому что моя мама белая, да, Кэсси?
Я опять посмотрела на нее, но ничего не ответила.
– Кэсси, не надо так. Ты не любишь меня только потому, что у меня белая мама. Но моя мама просто моя мама, а папа – мой папа, и я люблю их обоих, как и ты любишь своих. Ну зачем ты винишь меня в том, в чем я не виновата… Кэсси?
– Ба просила меня помочь ей на кухне, – сказала я, открывая дверь.
– Да, конечно, – сказала Сузелла тихо, когда дверь между нами закрылась.
Стейси сообщил о том, что у Тёрнеров пала корова, когда вся семья собралась за обедом. При этом известии Ба, нахмурившись, задумалась ненадолго, потом обратилась к маме:
– Мэри, ты не возражаешь, милая, если я завтра поутру первым делом отведу им нашу дойную четырехлетку? Оррису Тёрнеру с его оравой ребятишек молоко пригодится, а нам приходится его просто выливать, потому что никто не берет. Прямо сердце от этого разрывается.
Мама согласилась, и на следующее утро до жары Ба, мальчики и я направились в Смеллингс Крик, ведя за собой корову Надин.
Стоял прекрасный летний день. Над головой – синева неба, под ногами – теплая дорога, которая еще не жгла пятки. Весь мир вокруг утопал в сияющем великолепии всего растущего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100