Элли, детка, в тебе говорит эгоизм. Неужели ты действительно хотела бы, чтобы Бен оказался из тех мужчин, чья кровь остается холодна, когда женщина включает горелку? Да! Он может смотреть, но не имеет права глазеть разинув рот! К черту! Когда семейную лодку заносит на поворотах, умная женщина не рыпается.
Нацепив улыбку, я поправила свой матросский воротничок и отстранила блюдо с орешками, которое поднесла мне Соланж. Не прибавлю в весе ни единой унции, пока не получу право облачиться в наряд для беременных.
– Как насчет партии в бридж? – Эрнестина Хоффман в тыквенном костюмчике являла дикий контраст с рубиновым торшером, подле которого она примостилась. Но ее брючки клеш и авангардистская прическа (что-то вроде "нас бомбили, я спаслась") мне были по душе. Вот вам женщина, которая не сочтет светской необходимостью флирт с самым красивым мужчиной в комнате.
– Лично я – за, а вы как, ma petite? – Соланж легонько постучала светло-вишневым ноготком по моей щеке.
– Я… так, немножко играю… по слуху.
– А что скажет этот мсье, который притаился вон под тем абажуром а-ля чепчик моей бабушки? – Француженка кинулась к мистеру Хендерсону Брауну. Но не хищной птицей-стервятницей. Чувственность окутывала ее, будто шелковый шейный платок.
Правда, думаю, мистер Браун вряд ли бы заметил, если бы Соланж уселась к нему на колени и принялась расстегивать его жилетку. Это все игра моего воображения или он действительно как-то посерел с тех пор, как я его впервые увидела?
– Простите меня. – Мистер Браун уныло обхватил себя за колени. – Я вообще не играю в карты. – Взгляд его переместился на стенные часы с деревянными листьями, обрамлявшими циферблат в форме скворечника; а когда из часов выскочила кукушка, Браун вздрогнул, будто укушенный, птица же невозмутимо прокуковала десять раз. Я вдруг вспомнила "птичьи клетки", мерно покачивавшиеся в ушах Гиацинты, когда она чеканила зловещие предсказания Шанталь: "…и написано то не на стенах… а в книге".
Эрнестина, взяв в руки "Мамочку-монстра", бегло пролистывала ее с торжественно-мрачным выражением лица.
Мистер Браун почесал бровь:
– Что, интересно, происходит на этом их собрании?
Велико было мое искушение запихнуть его подальше в угол. Мне бы ваши заботы, мистер Браун!
Графиня потрепала его по руке:
– Расслабьтесь, голубчик! Красотка рассказывает им, куда лучше поместить вишенку на пироге.
Он с трудом выбрался из кресла.
– Моя Лоис всегда была хорошей женщиной, в церковь регулярно ходила. И с чего на нее нашло это безумие? Сам-то то я ни на одну женщину не глянул – с того самого дня, когда зашел в торговый центр, чтобы купить обручальное кольцо для другой девушки. Продавщицей оказалась Лоис. Она улыбнулась мне – и дело было сделано. Через шесть лет мы поженились.
– Ах вы, старый романтик! – Эрнестина продолжала угрюмо листать "Мамочку-монстра".
– Ни в чем ей не отказывал, подарил семерых детей.
– Tres bon! – Соланж продефилировала к роялю, затем обратно.
Остановившись под портретом Кота-Мертвеца, мистер Браун, очевидно, тоже ощутил в себе признаки трупного окоченения.
– Я всегда ценил ее труды. Когда Лоис наводила порядок в бельевом шкафу, я обязательно хвалил ее. Не уставал повторять, что она самая лучшая стряпуха в нашем городе. Что же случилось? Чего ради ей понадобилось вступать в это чертово, прошу прощения за мой французский… – Соланж покровительственно улыбнулась, – …секретное общество? – Он стукнул кулаком по ладони. – Эта дамочка, Валисия Икс… я бы доверял ей не больше, чем разъяренному носорогу.
По зрелом размышлении я прониклась симпатией к этому мужчине.
– Что поделаешь, у женщин свои потребности, – с грустью заметила я. – Это не означает, что раз в неделю мы испытываем непреодолимое желание пробежаться нагишом по супермаркету, зажав в зубах кусок сырого мяса, однако бельевой шкаф, пусть в нем и царит идеальный порядок, не всегда утешает женскую душу.
Но мои слова утешения впустую сотрясли спертый воздух.
– Не понимаю, как Лоис могла увлечься всем этим! – простонал мистер Браун и безнадежно взмахнул рукой, отправив в лихой пляс канделябр на каминной полке.
Эрнестина оторвала глаза от книги, заложив страницу пухлым пальцем.
– Когда мы вошли сюда, мой Бинго сказал: "Мама, эта комната выглядит так, будто выжидает момент, чтобы кого-нибудь убить".
– Ну конечно! Разве не эта участь постигла злобного дворецкого из "Печального дома"? – воскликнула Соланж. – Ведь его нашли заколотым в самое сердце на том самом подоконнике, верно? – Графиня, сверкая черными глазами, указала на бархатные гардины.
Эрнестина издала тревожное бульканье. Ее пухлые щечки надулись, неожиданно придав ей нелестное сходство с сыночком Бинго. Но не наш разговор был тому причиной.
– Боже милостивый, какая ужасная книга! – Она жадно пролистнула еще несколько страниц "Мамочки-монстра". – В детстве Мэри Фейт переживала "танталовы муки" – ее собственные слова, – живя рядом с этой развратной женщиной. Здесь она рассказывает, что долгие годы считала служанку Бегиту своей матерью. А к Теоле Фейт она должна была обращаться не иначе как "мисс Фейт" – до одиннадцати лет, когда в качестве подарка на день рождения несчастной девчушке было разрешено называть ее Теолой.
– Они действительно жили здесь? – Заинтересовавшись, Соланж присела на подлокотник дивана.
Снова шелест страниц. Эрнестина скрестила тыквенно-брючные ноги и испустила протяжный вздох – от ее жакета тотчас отлетела пуговица.
– Вот, слушайте: "Моя мать утверждала, что Менденхолл ей подарил Ричард Гринбург, который приобрел его для съемок "Печального дома".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101