На третий день после порки Филипа и Грегора я крепко задумался: не подталкиваю ли своей жестокостью экипаж к восстанию? Столько врагов нажил себе и ощущал их враждебность на каждом шагу. Когда во время ужина я вошел в столовую, все разговоры сразу прекратились. В гнетущей тишине прошествовал я к пустовавшему командирскому столику и только налил себе воды, как со своего места поднялась миссис Ривс, дама весьма почтенного возраста, и, опираясь на трость, заковыляла ко мне.
– Можно сесть рядом с вами, командир? – спросила она, пристально глядя на меня из-под морщинистых век выцветшими голубыми глазами.
– А вы не боитесь их осуждения? – Я махнул рукой в зал.
– Скучно ужинать одному.
Я пододвинул ей стул. Следом за ней подошел мистер Ривс и попросил разрешения присоединиться.
– Я рад, мистер Ривс, садитесь, пожалуйста.
До конца ужина старик больше не произнес ни слова, в то время как его жена перекинулась со мной несколькими фразами.
Когда Крис и Эдди отсидели свой срок, я вызвал Криса на мостик и, когда он явился, не спешил скомандовать ему «вольно».
– Вы доставили мне много хлопот, матрос, – холодно бросил я.
– Так точно, сэр, – ответил Крис без всякого намека на дерзость.
– Сколько дней вы провели в карцере?
– Десять.
– В следующий раз просидите все сто. Обещаю.
– Так точно, сэр.
– В третий раз посажу вас на тысячу дней. И выйдете вы оттуда, когда вам исполнится двадцать один год. Понятно?
– Так точно, сэр!
– Забудьте о дерзости, Дакко.
– Есть, сэр!
– Что с обучением мистера Босса?
– Он начинает понимать, что такое график, сэр. Он… – Крис замялся, умолк.
– Продолжайте.
– Он не так уж туп, если его не злить. Я хочу сказать, что у него есть желание учиться.
– Хорошо. Идите.
Отлично! Похоже, Эдди и Грегора помирить удалось.
Поздним вечером у двери своей каюты я обнаружил лужу. Интересно, кто мыл сегодня полы? Деке? Разгильдяй! Вдруг в нос ударил запах мочи. Ее следы остались и на двери.
Войдя в каюту, я сбросил китель на кресло, положил фуражку на стол. Ладно, бывает и хуже. Чего только не вытворяли в Академии курсанты. Но лужа была не просто оскорблением, а скорее грозным предупреждением: не прекращу муштру – еще не то будет.
Я задумался. Полет только начался. И если дать послабление сейчас, потом дисциплину не восстановишь. Поэтому я изматывал и себя, и экипаж бесконечными учениями, строго наказывал за малейшую провинность. Только так можно выжить в тяжелых условиях, а анархия не сулит ничего, кроме гибели.
Я хотел было вытереть лужу, но раздумал и решил не обращать на нее внимания.
В душевой глянул в зеркало. Видок – хуже некуда. Будто на мне пахали. А впереди – долгие годы. Выдержу ли я?
Я решил не сдаваться и по-прежнему был беспощаден. Не только к экипажу, но и к себе. Пошел в ход последний стальной лист на изготовление ящиков для выращивания овощей. Дважды в день я проводил учения по лазерной стрельбе. Филип и Грегор, измотанные не меньше меня, тем не менее справлялись со своими задачами. Через несколько дней я стал менять интервалы между учениями, то увеличивая их, то уменьшая. Экипаж постоянно был в боевой готовности.
Однажды Филип нечаянно пролил на мой стол кофе. В ярости я влепил ему пять нарядов. Грегор не посмел вступиться за Филипа, только осуждающе на меня посмотрел. Этого было достаточно, чтобы отправить его на порку. Когда, оскорбленный, он вернулся на мостик, я заставил его несколько часов кряду решать задачи по стыковочному маневрированию.
Все продолжали меня избегать. В один из дней я заметил на двери моей каюты непристойный рисунок и приказал Грегору его стереть. Следующие два дня выдались подозрительно спокойными. Что это? Затишье перед бурей?
На третий день в мою каюту постучался Уолтер Дак-ко. Я так истосковался по нормальной человеческой речи, что не стал его прогонять, надеясь на доброжелательность с его стороны.
– Хочу передать вам петицию, – огорошил меня Дакко.
– С требованием моей отставки? – устало спросил я.
– Нет, сэр. Конечно, нет. – Что «конечно»? Что никто не решился бы подписаться под такой петицией? Или что, Дакко не осмелился бы вручить ее мне?
– Вы подписались под ней?
– Нет, сэр.
– Тогда зачем принесли?
Он долго думал, прежде чем ответить.
– Видите ли, – заговорил он наконец, – почти все на корабле обеспокоены, и я не мог не помочь людям. Если вы не примете петицию, я не ручаюсь за последствия.
Я внимательно прочел бумагу и подписи под ней. Текст был составлен в очень осторожных и сдержанных выражениях, каждое слово тщательно взвешено.
– Они просят починить сверхсветовой двигатель. Но вы-то знаете, что это невозможно.
– Допускаю, что так оно и есть.
– Тогда чего вы от меня хотите?
– Чтобы вы попытались починить двигатель.
– Послушайте, если вы в здравом уме и твердой памяти, объясните мне, пожалуйста, зачем чинить то, что починить невозможно?
Его губы тронула едва заметная улыбка.
– Вы, должно быть, слышали…
– Входите, садитесь, – пригласил я его.
– Есть, сэр.
Я тут же понял, что допустил непоправимую ошибку. Неделями я старался установить между собой и экипажем дистанцию, а теперь взял да и пригласил подчиненного к себе в каюту. Что делать? Не отменять же приглашение. Так я уроню свое достоинство.
– Слушаю вас, мистер Дакко, – сказал я, когда мой неожиданный гость сел к столу.
– Я верю вам, сэр. Наверняка двигатель починить невозможно. Но значительная часть экипажа придерживается иного мнения. Они не могут смириться.
– С чем?
– С тем, что их мнение игнорируют; а главное, что двигатель нельзя починить. Допустим, кто-то их в этом убедит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135