Она сопротивлялась – не потому, что хотела сопротивляться, а потому, что желала продлить бой. Он называл ее незаконнорожденной, проституткой – любым именем, которое, как он знал, может оскорбить ее. Она не оставалась в долгу. А разве он сам не бастард?
– Грубиян! Кардинал! – ругалась она.
Она лежала на полу, тяжело дыша, в глазах ее сверкало дикое пламя, одежда была разорвана, и она продолжала бросать в него оскорбления:
– Весь Рим знает, как ты завидуешь своему брату! Ты… Кардинал! Ненавижу Его Святейшество! Ненавижу тебя, кардинал Борджа!
Он снова набросился на нее, она отбрыкивалась, он сыпал ругательствами, и вдруг наступила тишина… Потом она рассмеялась, встала, подошла поглядеться в отполированное металлическое зеркало.
– Мы с тобой похожи на двух оборванцев с Корсо, – сказала она. – Как мне прикрыть эти синяки и ссадины, которые ты мне наставил, ты, грубиян? Ах, но и я тебя хорошенько разукрасила. Игра стоила того, не так ли? Я начинаю думать, что на полу так же хорошо, как и в постели.
Он с ненавистью смотрел на нее. Но ей нравился такой взгляд. Это куда больше возбуждает!
– Теперь тебе будет с кем сравнивать моего брата, – заметил он.
– Это почему же?
– Потому что ты знаешь, что я человек темпераментный.
– Обожаю твой темперамент, Чезаре. И ты не можешь отказать мне в удовольствии возбуждать его.
– Значит, ты не бросишь моего брата? Она, казалось, размышляла.
– Но мы с ним доставляем друг другу столько удовольствий, – наконец, произнесла она в надежде вновь его разгорячить.
Однако он стал вдруг очень спокойным.
– Если ты предпочитаешь того, над кем потешается вся Италия, – что ж, продолжай.
И он вышел, оставив ее в глубоком разочаровании.
Папа с беспокойством наблюдал за растущей враждой между братьями.
Маленький Гоффредо был в растерянности: поначалу его радовало то, что оба его старших брата находили его жену такой привлекательной, но когда он понял, что его красавица-жена стала причиной столь острого раздора, заволновался.
Джованни не отходил от Санчи. Ему нравилось в открытую скакать рядом с нею по улицам Рима, он старался, чтобы слухи о них не миновали ушей Чезаре.
И вдруг Чезаре потерял к Санче всяческий интерес.
Отец послал за ним: Александр обнаружил, что с большей охотой обсуждает важные политические вопросы с Чезаре, чем со своим любимчиком Джованни.
– Дорогой сынок, – начал Александр, обнимая и целуя Чезаре, – я хотел бы обсудить с тобой некоторые проблемы.
И, к радости Папы, он увидел, что при этих словах лицо Чезаре разгладилось.
– Это касается мужа Лукреции, Сфорца…
Губы Чезаре презрительно скривились, и Александр заметил:
– Кажется, твое мнение об этом человеке совпадает с моим.
– Я глубоко опечален тем, – ответил Чезаре, – что моя сестра вынуждена коротать свои дни в этом городишке, вдали от нас… Его Святейшество посылает этому олуху приказы, которые он смеет игнорировать! Да Лукрецию давно пора избавить от этого болвана!
– Именно потому я тебя и пригласил. Но, Чезаре, запомни: наш разговор – секрет.
– Между нами двоими?
– Между нами двоими.
– А Джованни?
– Нет, Чезаре, нет. Я не могу доверить этот секрет даже Джованни. Джованни, в отличие от тебя, слишком легкомысленный. Я считаю, что тайну следует охранять самым строгим образом, поэтому выбрал в конфиданты именно тебя.
– Благодарю, святой отец.
– Дорогой мой сынок, я решил избавить мою дочь от этого человека.
– И каким способом?
– Существует развод, но церковь не любит разводов. И я, как глава церкви, обязан осуждать разводы – кроме как, скажем, при особых обстоятельствах.
– Значит, Ваше Святейшество предпочитает иной метод? Александр кивнул.
– Ничего невозможного нет, – ответил Чезаре, взор его сверкал. Да, необходимость умертвить Вирджинио Орсини печалила его, но необходимость избавиться от Джованни Сфорца? О, нет!
– Прежде всего, – сказал Папа, – мы должны вызвать его в Рим.
– Давайте так и сделаем.
– Легче сказать, чем сделать, сынок. Этот провинциальный хозяйчик относится к нам с подозрением.
– Бедная Лукреция, как, должно быть, она страдает!
– По правде говоря, я в этом не уверен. Тон ее писем стал холоднее, порою мне кажется, что владетель Пезаро сумел отторгнуть ее от нас, что она все больше становится его супругой, а не моей дочерью и твоей сестрой.
– Такого нельзя допустить! Он превратит ее в такое же скучное и нелепое существо, как он сам! Мы должны вернуть ее, отец!
Папа важно кивнул:
– И вместе с нею – Джованни Сфорца. А когда они прибудут…
Папа на секунду умолк, и Чезаре переспросил:
– Так что случится, когда они прибудут?
– Мы разоружим его своим дружелюбием. И это – первый шаг. Словами, жестами, делами мы дадим ему понять, что он для нас больше не чужак. Он – супруг нашей возлюбленной дочери, и мы отдаем ему часть своей любви.
– Это будет довольно трудно, – угрюмо заметил Чезаре.
– Нет, если все время помнить о конечной цели.
– А когда он окончательно уверится в нашем расположении, – мечтательно проговорил Чезаре, – мы пригласим его на банкет. Но сразу же он не умрет… Это будет долгая и мучительная смерть.
– Да, мы препоручим его заботам кантареллы…
– С превеликим удовольствием, – заявил Чезаре.
Итак, Лукреция с супругом отправились в Рим. Джованни Сфорца ныл всю дорогу:
– Что еще задумала твоя семейка? С чего это вдруг они воспылали ко мне таким вниманием и любовью? Я им не доверяю.
– О, Джованни, какой ты недоверчивый. Все это потому, что они любят меня и увидели, что ты сделал меня счастливой.
– Предупреждаю: я буду настороже! – объявил Джованни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97