Она знала, что Лукреции придется предстать перед кардиналами и объявить себя девственницей. Нет, юбку следует сделать очень пышной…
Теперь Папа проводил много времени со своим старшим сыном. Как говорили в Ватикане: «Его Святейшество позабыл свои клятвы покончить с непотизмом, он забыл своего Джованни, и теперь вся его любовь принадлежит Чезаре».
Отношения между Александром и Чезаре изменились.
Удар потряс Александра основательно, Чезаре же стал гораздо терпимее и спокойнее – он был убежден, что отец уже никогда не станет таким, как прежде, что теперь положение изменилось, что отец впадет все в большую от него зависимость.
Александр чуточку утратил в своем авторитете, Чезаре чуточку приобрел. В дни скорби Александр выглядел настоящим стариком, сейчас он несколько оправился, но уже не казался мужчиной в расцвете сил.
А Чезаре усвоил один важный урок: он может делать все, что ему заблагорассудится, и все сойдет ему с рук.
Папа сказал ему:
– Сынок, что-то эта история с разводом твоей сестры затягивается. Пора ей предстать перед ассамблеей.
– Да, отец. Чем скорее она освободится от этого человека, тем лучше.
– Но ты там, в Неаполе, не терял времени даром? Ты обсудил с королем вопрос о возможном муже для твоей сестры?
– Конечно, Ваше Святейшество. Мне предложили Альфонсо, герцога Бишельи.
– Незаконнорожденный… – пробурчал Папа. Чезаре пожал плечами.
– И к тому же брат Санчи, – продолжал Александр.
– Он похож на сестру только внешне.
Папа кивнул. Он мог простить Чезаре смерть Джованни, потому что Чезаре – один из Борджа и его сын, но он не мог простить Санче того, что она стала одним из поводов для соперничества между Чезаре и Джованни.
Он обдумывал этот вариант. Союз с Неаполем был бы сейчас выгоден, а когда нужда в нем отпадет, легко можно будет избавиться и от этого брака.
– А ко мне обращался и князь Салерно по поводу своего сына Сансеверино.
– Не сомневаюсь, что король Неаполя слышал об этом, именно поэтому он так хочет, чтобы вы подумали об Альфонсо Бишельи. Ему бы не хотелось, чтобы в нашу семью вошел союзник французов.
– Но есть еще Франческо Орсино, и владетель Пиомбино, и Оттавиано Риарио…
– Ах Лукреция, она еще не успела избавиться от одного мужа, а ее ждет уже целая толпа претендентов. Счастливица Лукреция!
– А ты, конечно, думаешь об одном – что тебе отказано в праве на брак, сын мой.
Глаза Чезаре вспыхнули.
– Отец, мне намекнули, что, если я стану свободен, мне могут предложить Карлотту Арагонскую, законную, – Чезаре сделал особый упор на этом слове, – дочь короля. Она получила образование при французском дворе.
Воцарилось молчание. Чезаре подумал, что это величайший миг в его жизни, потому что Папа впервые вознамерился поступиться своим превосходством. Минуты тянулись как часы, и наконец Александр произнес:
– Такой брак может принести нам много выгод, сын мой. Чезаре упал на колени и горячо поцеловал отцу руку.
С этим сыном, думал Александр, я позабуду все свои печали. Он достигнет величия, и я перестану горевать о его погибшем брате.
Теперь жизнь Лукреции в монастыре Сан-Систо состояла из чересполосицы радостей и страхов.
Она и Педро предавались удовольствиям как люди, которые подсознательно понимают, что все это – ненадолго. Они ловили каждый миг счастья, они наслаждались каждой минутой, потому что не знали, когда наступит день их расставания.
Пантизилия все время была с ними, она делила их радости и печали и часто плакала по ночам, думая о том, что ждет влюбленных.
И вот однажды Педро принес от Папы ту самую весть: Лукреции надлежит предстать перед ассамблеей послов и кардиналов в Ватикане. Там ее объявят virgo intacta.
Лукреция впала в панику.
– Что мне делать? – без конца спрашивала она Пантизилию.
Маленькая горничная пыталась ее успокоить. Ей следует надеть платье, которое Пантизилия для нее приготовила, сейчас зима, в монастыре холодно, так что неудивительно, если она наденет побольше нижних юбок. Ей надо высоко держать голову и всем своим видом убеждать их в своей невинности. Она сможет. Она должна.
– Но как, как, Пантизилия? Я буду лгать этим достойным, осененным святостью людям?
– Вы должны, дорогая мадонна, у вас нет другого выхода. Так решил святой отец, и вам необходимо освободиться от Джованни Сфорца. На каких других основаниях вы сможете получить развод?
Лукреция начала истерически хохотать.
– Пантизилия, почему ты так торжественно выглядишь?
Неужели ты не видишь, какая это нелепая шутка? Я уже на шестом месяце беременности и должна объявить себя перед ассамблеей девственницей! Это было бы смешно, если бы не было так грустно… И все может кончиться настоящей трагедией.
– Дорогая мадонна, мы не допустим такого конца. Вы сделаете то, что требует от вас отец, и, освободившись, выйдете замуж за Педро, уедете с ним туда, где вас будут ждать мир и покой.
– Ах, если бы это было так!
– Помните об этом, когда будете стоять перед кардиналами, и это придаст вам смелости. Если вы солжете, вы обретете свободу. К тому же вы ведь носите под сердцем ребенка не от Джованни Сфорца… Ваше счастье и счастье Педро зависят от того, как вы поведете себя перед ассамблеей. Помните об этом, мадонна.
– Да, я буду помнить, – твердо пообещала Лукреция.
Пантизилия одевала ее на этот раз с особой тщательностью. Расправив пышные бархатные сборки, она еще раз оглядела дело своих рук и осталась довольна.
– Никто не догадается… Клянусь! Ох, мадонна, какая вы бледненькая!
– Я чувствую, как бьется мое дитя – оно наверняка упрекает меня за то, что я вознамерилась отрицать его существование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97