а теперь у них стал бывать красивый и богатый Джайлс Эллингтон.
Жизнь их шла таким приятным образом многие месяцы.
Когда король со свитой лордов отправился во Францию для взаимных увеселений с французским монархом и его приближенными – визит этот оказался столь расточительным, что его назвали впоследствии «Поле золотой парчи», – Томас поехал туда вместе с этой компанией по королевским и кардинальским делам.
Пока его не было, Уильям Ропер открылся Маргарет в своих чувствах.
Невысокой, тихой Маргарет уже исполнилось пятнадцать. Девушка знала, что после отца она в семье самая образованная, но всегда считала себя наименее миловидной из всех, хоть отец и придерживался иного мнения.
Айли блещет красотой, Мерси обладает скромной обаятельностью благодаря серьезности, мягкости, добросердечности медика – Маргарет понимала, что эти свойства заманчивы; Элизабет, подрастая, стала отличаться искрометным остроумием, отнюдь не колким, как и у отца, Сесили веселая и хорошенькая, Джек – шумный весельчак. «А я, – размышляла Маргарет, – лишена их привлекательных черт, пишу бойко, а в общении не очень разговорчива, разве что с отцом. У меня, конечно, нет красоты Айли, я скорее скучная, чем веселая, в отличие от Джека, смешащего всех своей наивностью».
В тех случаях, когда мысли Маргарет невольно обращались к этому предмету, ей казалось, что она никогда не выйдет замуж. Ее это не огорчало, потому что она не испытывала такого желания.
А теперь… Уилл Ропер.
Он пригласил ее поговорить, и они отправились на Гудмен Филдс, где Маргарет часто гуляла с отцом.
– В доме, – сказал Уилл, когда они брели по траве, – поговорить непросто.
– Да, семья у нас очень большая.
– Полагаю, Маргарет, самая счастливая в Лондоне. День, когда я влился в нее, был для меня удачным.
– Жаль, отец не слышит тебя.
– Я уверен, он и так знает.
– Уилл, мне приятно это слышать.
– Маргарет… скажи… как ты ко мне относишься?
– Как отношусь? Ну… я рада, что ты живешь с нами, если речь об этом.
– Об этом, Маргарет. Я счастлив слышать эти слова… никто иной не мог бы так осчастливить меня ими.
Она удивилась, и Ропер торопливо продолжал:
– Маргарет, ты странная девушка. Признаюсь, мне за тебя немного тревожно. Греческий и латынь ты знаешь лучше всех девушек в Англии.
Маргарет промолчала. Ей вспомнилась Айли в новом синем платье, восклицающая, когда она сидела над книгами: «Латынь… греческий… астрономия-математика… Жизнь, мистресс Маргарет, может научить большему, чем все эти книжки!»
Айли права. Айли родилась с этим особым знанием.
– Маргарет, – продолжал Уилл, – я… я сейчас не так тревожусь за тебя, как раньше, иногда ты кажешься мне совсем маленькой девочкой.
И с улыбкой повернулся к ней.
– Маргарет, ты знаешь о моих к тебе чувствах?
– Конечно, Уилл. Ты любишь меня… любишь отца… любишь всех нас.
– Но тебя я люблю больше остальных.
– Не больше, чем отца!
– Милая Маргарет, меня радует твоя любовь к отцу. Я восхищаюсь им больше, чем кем бы то ни было, но, Маргарет, – не возмущайся – его дочерью я восхищаюсь еще больше.
Она засмеялась, чтобы скрыть смущение.
– Похоже на отцовский каламбур.
– И я должен сказать об этом ему.
– Нет. Если скажешь… он поймет…
– Мег, неужели ты думаешь, он уже не понял?
– Но… откуда?
– Думаю, о моих чувствах уже знают все, кроме тебя, поэтому нам пора объясниться. Маргарет, я предлагаю тебе руку и сердце.
– Но… я не собираюсь выходить замуж.
– Да, сейчас еще рано. Отец вряд ли сочтет это приличным. Но тебе уже больше четырнадцати… Может, примерно через год…
– Нет, Уилл, я решила не выходить замуж никогда. И ты меня расстроил. Теперь я не смогу относиться к тебе так, как к другим, как к Джону Клементу и Джайлсу Эллингтону.
– Да я и не хочу, чтобы ты относилась ко мне так же, как к ним. Маргарет, ты еще ребенок. Так стремишься стать ученой, что не стала женщиной. А можно быть и той, и другой. Этого я и хочу, Маргарет: чтобы ты стала и той, и другой. Пока больше ничего не говори. Подумай об этом – но немного, не до утомления. Привыкни к мысли о браке. И не считай, что я хочу забрать тебя от отца. Я ни за что этого не сделаю, потому что вижу, как вы любите друг друга. Это редкая любовь. Я понимаю. Нет, я уверен, он захочет, чтобы мы жили под его кровом… как и сейчас. Ты станешь моей женой. Больше ничего не изменится. Прошу тебя, подумай о моем предложении. Обещай, что подумаешь, Маргарет.
– Я… я непременно подумаю… Но вряд ли захочу выходить замуж.
В задумчивости они неторопливо побрели к дому.
* * *
В жизни Маргарет и ее отца год 1521 оказался переломным.
Томас все больше и больше втягивался в придворные дела. От Маргарет он ничего не скрывал и как-то сказал ей:
– Я чувствую себя, как муха в паутине. Возможно, когда-нибудь приложу огромное усилие… вырвусь… но сейчас эти липкие нити держат меня крепко.
– Король хорошо к тебе относится. И он, и кардинал не могут без тебя.
– Ты права, Маргарет, и я скажу тебе то, чего не сказал бы никому другому, и король, и кардинал относятся хорошо только к тем, кто им полезен, и до тех пор, пока полезен. Но это не вечно.
Одна история глубоко потрясла Томаса. Она касалась короля и кардинала, кое-что открыла ему в этих людях, но, оглядываясь назад, он понял, что открыла она ему немного – скорее, утвердила в собственном мнении.
За годы совместной работы кардинал сблизился с Томасом. Нередко бывал с ним откровенен и когда знал, что их не могут подслушать, говорил о короле в таком тоне, что это, дойди до ушей короля, могло бы стоить ему головы. До такой степени он доверял Томасу.
Кардинал отличался чрезмерной гордостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85