Он не мог допустить, чтобы это неуклюжее маленькое создание указывало, что ему делать. Если она так думает, то следует поскорее разрушить ее иллюзии.
– Завтра я встану, – сказал он тоном, не терпящим возражений.
Шарлотта ласково посмотрела на него и покачала головой.
Как смеет она, не такая красивая как Сара, как она только смеет командовать им.
Услышав от врачей, что королева оказалась прекрасной сиделкой, и что никто не смог бы проявить большую преданность, он несколько смягчился по отношению к ней. Шарлотта – добрая женщина, и не ее вина, что она некрасива; ее нельзя винить за то, что прекрасная Сара вышла замуж за этого Банбери.
– Я слышал, что из тебя получилась хорошая сиделка, – сказал он ей. Он должен попытаться полюбить ее. Все-таки она носит под сердцем его ребенка, который, возможно, станет наследником трона, если родится мальчик, а если девочка, и если детей больше не будет, то и она может стать королевой. Ему следует быть добрым к Шарлотте. Он должен забыть Сару Леннокс и любить свою жену.
– Конечно же, я была твоей сиделкой. Неужели я бы позволила кому-нибудь еще ухаживать за тобой.
Шарлотта изменилась, стала менее застенчивой; какое-то время она тут заправляла всеми делами. Стоит ей позволить, и его жена с готовностью давала бы ему советы и наставляла его. Такого не должно случиться. Он не позволит ни одной женщине руководить им, а особенно той, которая не смогла очаровать его.
– Ты останешься в постели, пока не будешь чувствовать себя совсем хорошо, – сказала она с милой настойчивостью.
– Я встану завтра, – спокойно и решительно повторил он.
И он сделал это. Шарлотта протестовала, но Георг отмел все ее протесты.
Никто не смеет ему диктовать, как ему поступить. Он – король, и сам будет принимать решения.
Говорили, что король слишком быстро поднялся после своей тяжелой болезни, и порой Георг чувствовал, что это действительно так, но он не собирался позволять Шарлотте решать за него.
Наступил август, и приблизилось время, когда королева должна была рожать. Однажды утром, за завтраком, Георг сказал ей:
– Наследник трона должен появиться на свет в Лондоне.
– О, но здесь в Ричмонде гораздо спокойнее, – воскликнула Шарлотта.
– Возможно и так, но это одна из наших традиций. Шарлотта опечалилась. Последние недели были такими приятными. Она полюбила Ричмонд и всегда будет вспоминать о нем, как о месте, где познала величайшее счастье в своей жизни.
Однако вернуться в Букингемский дворец было бы не так уж плохо. Конечно, слишком близко к Сент-Джеймсу, но гораздо приятнее, чем этот старый, мрачный дворец, который ей всегда напоминал тюрьму.
– Мы возвращаемся в новый дом? – спросила она. Но Георг покачал головой.
– Он не будет готов. Ты должна сказать своим фрейлинам, чтобы они подготовились к возвращению в Сент-Джеймс. Думаю, нам не стоит затягивать с переездом.
Шарлотта начала было возражать, но Георг пресек все ее попытки.
Георг становился чересчур упрямым, и хотя лорд Бьют и его мать еще могли убедить его изменить свое мнение по некоторым вопросам, у Шарлотты этого не получалось.
Он дал ей возможность высказать все, что она думает, пока потягивал свой чай, а затем сказал так, словно она и не упоминала о том, что ей не нравится Сент-Джеймс:
– Моя дорогая, прошу тебя, передай своим фрейлинам, что мы должны уехать… на этой неделе, я полагаю.
Ей ничего не оставалось делать, как подчиниться. Все это неважно, успокаивала она себя. Скоро у нее появится ребенок, и она привезет его в Ричмонд.
Шарлотта с нетерпением ждала своего первенца. Она хотела написать домой, рассказать им, что испытываешь, когда готовишься стать матерью. Но это было бы слишком жестоко… для бедной Кристины.
Поэтому Шарлотта смиренно дала указание своим фрейлинам готовиться к отъезду, а через некоторое время ее водворили в этот мрачный старый Сент-Джеймс дворец, где ей предстояло ожидать желаемого события.
Утро одиннадцатого августа выдалось светлым и теплым. Всем в окружении королевы, было ясно, что она вот-вот должна родить.
Швелленбург, давно забывшая повеление королевы вести себя с меньшей заносчивостью, взяла все под свой контроль и так застращала бедную Хаггердон, что та запуталась, в какую сторону ей бежать.
– Созовите всех фрейлин, – скомандовала она, – время родов королевы приближается.
Хаггердон быстро подняла всех на ноги и дворец загудел, как растревоженный улей. На улицах начали собираться толпы людей. Это был первый ребенок короля, и если родится мальчик, он станет принцем Уэльским, то есть наследником трона. А будет девочка, то все равно есть повод для радости, поскольку это очень добрая примета. Ведь королева так быстро показала, что может рожать детей. Вышла замуж в сентябре 1761 года, а первый ребенок появился в августе 1762 года. Что может быть лучше? Не все могут посоперничать с ней в такой быстроте.
Вскоре в толпе заметили, что карета вдовствующей принцессы направляется в Сент-Джеймс. В этот день люди на улицах, казалось, стали добрее к ней и встречали лишь холодным молчанием. Никто не напоминал ей, как обычно они любили это делать, о безнравственной жизни, которую она ведет. Даже вдогонку карете лорда Бьюта не слышалось обычных угроз и насмешек.
Никакой злобы в тот час, когда рождается член королевской семьи.
Начали прибывать министры: Эгремонт, Девоншир, Джордж Гренвил, Галифакс и остальные. Затем приехал архиепископ Кентерберийский. Возбуждение нарастало с каждым часом.
Фрейлинам, собравшимся в приемной перед спальней королевы, не позволили заходить туда, к большому неудовольствию мадам фон Швелленбург.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120