Да, он был одет как король. Но он не улыбался своим подданным и, казалось, не очень-то и радовался, что становится их королем.
По толпе пронесся шепот: если немцу Георгу не нужна Англия, то и Англии он не нужен.
Каролина сидела в кресле под балдахином, поставленном рядом с пресвитерием аббатства, и удивлялась чуть ли не печальному виду Георга. Неужели он и вправду не хочет быть королем Англии? Какое отличие от Георга Августа, который вI отношении к своей новой стране доходил до явного подхалимажа. Он уже не знал, как выразить людям свое восхищение ими.
«Король Георг – дурак», – подумала Каролина. Хотя, наверно, он искренне хотел бы вернуться в Ганновер. Но как могло возникнуть желание бросить великую, интересную страну ради маленького немецкого княжества? У него нет честолюбия. Она почувствовала, как ее охватывает волнение. У нее хватит честолюбия и на отца, и на сына!
Голос архиепископа Кентерберийского наполнил раскатами все аббатство:
– Сэры, я здесь для того, чтобы представить вам короля Георга, истинного короля этих королевств. Вы все сегодня пришли сюда, чтобы выполнить свой долг. Желаете ли вы сейчас сделать это?
Каролина затаила дыхание. Казалось, молчание тянется невыносимо долго, но, может, это только в ее воображении? Как могли собравшиеся желать, чтобы угрюмый, непривлекательный человек, который даже не говорит на их языке, занял трон?
Но раздались крики: «Боже, храни короля Георга!» Победные звуки фанфар огласили аббатство.
ПРИ СЕНТ-ДЖЕЙМССКОМ ДВОРЕ
Народ принял новую королевскую семью. Людей забавляла любовь к прогулкам, которую проявляли принц и принцесса Уэльские. Каролину с мужем, а иногда и с девочками часто видели на улице Мелл. Время от времени, окруженные друзьями, придворными и дамами, служившими принцессе, а также в сопровождении толпы зрителей, они ходили пешком из Сент-Джеймсского дворца в Кенсингтон. Эта привычка помогала внушить любовь к королевской семье, потому что народ хотел видеть своих правителей. И приветливые принц с принцессой во многом отвечали их вкусам. Да, конечно, они немцы, но все же говорят по-английски, хотя и смешно, и уже всем стало очевидно, как принц восхищается своей новой страной.
– В моих жилах нет ни капли крови, которая не желала бы быть английской, – заявлял принц. – И я горжусь этим. Англичане – самый лучший, самый красивый, самый изящный, самый добродушный и любящий народ в мире. И если кто-нибудь хочет сделать мне приятное, он должен сказать, что я похож на англичанина.
Против такой откровенной лести трудно устоять. Каролина не отставала от мужа.
– Что касается меня, – добавляла она, – то я бы предпочла жить на навозной куче, нежели вернуться в Ганновер.
В толпе любили пересказывать такие фразы; люди кричали: «Да здравствуют принц и принцесса Уэльские!» и с большим интересам воспринимали слухи о том, что у короля с принцем натянутые отношения. Подданные надеялись, что королевская семья позабавит их своими семейными ссорами. Ведь долг королевской семьи развлекать своих подданных.
Они были довольны принцем и разобижены на короля.
В день рождения Георга Августа состоялся бал, и на нем принц с принцессой еще больше увеличили свою популярность. Принцесса, великолепный бюст которой был благопристойно прикрыт, но не настолько, чтобы скрыть его манящую привлекательность, а светлые локоны красиво ниспадали на плечи, весь вечер танцевала с принцем. Она надела туфли на низком каблуке, чтобы принц казался немножко повыше. Ее платье искрилось от драгоценностей, сама она лучилась весельем и приветливостью.
На балу присутствовал и король, как обычно, угрюмый. Но даже он немного просветлел, когда попал в женское общество. Георг ясно дал понять, что, хотя он и привез в Англию мадам Шулемберг и мадам Кильманзегге, которым не грозит потеря его привязанности, ибо он не собирается менять привычки, прелести других женщин тоже не оставляют его равнодушным. Конечно, нельзя сказать, что он влюблен и страну, где стал королем, но женщины этой страны очаровали его.
Георг уже проявил интерес к леди Каупер, хотя эта дама не скрывала, что не намерена портить свою добродетельную репутацию. Но окончательно пробудил его от летаргии искрометный разговор с герцогиней Шрусбери, у которой не было такой репутации, какую нужно бы защищать. Эта дама была любовницей Шрусбери до того, как он женился на ней. Будучи итальянкой, она говорила по-французски лучше, чем большинство англичанок. А так как король пользовался этим языком – он говорил на нем бегло, а в Англии французский понимали лучше, чем немецкий, – то у герцогини было преимущество перед другими женщинами. И она, конечно, не упустила его. Король часто бывал в ее доме, куда якобы приезжал, чтобы поиграть в ломбер (ставки составляли шесть пенсов). Но и Шулемберг, и Кильманзегге слегка встревожились.
После одного из таких визитов король попросил принцессу Уэльскую прийти к нему в апартаменты и, когда она явилась, сказал:
– Я хочу, чтобы вы предложили герцогине Шрусбери место в вашей свите.
Захваченная врасплох Каролина ответила, что в ее свите нет вакантного места.
– Неправда, – возразил король. – Вы еще не заполнили все должности. Разве не так?
– Фактически они еще не заполнены, но на них уже столько прошений, что я не могу принимать новые.
– Это прошение вы примете и дадите герцогине должность.
В душе Каролины шевельнулась злоба, ей хотелось закричать: «Это мое дело, и я сама буду решать, кого мне взять».
Но она понимала, что это глупо. Неприязнь, которую они испытывали друг к другу, перерастет в ненависть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132