(Или ее в нас?) Жизнь для нас Ц это лишь время, что
бы ухватить Свое, пережевать, переварить, урвать еще Ц по возможности, не
Свое Ц и сгинуть бесследно, уповая надеждой запечатлеть себя в детях и б
ренных вещах, кои зовем своим наследством им.
Снособеседник резко отшвырнул окурок с вантового моста в Даугаву и плюн
ул вслед. Командор чувствовал, как быстро они шагали после неспешной ход
ьбы по Старому городу, чувствовал, как подстегивает его собеседника бесп
окойная мысль.
Ночь уже опустилась на Золотой Город, поглотила его, невзирая на его крас
ивые, но жалко-безуспешные попытки отбиться от нее вереницами трассеров
-огней.
За Кипсала спутник Командора повернул налево, в лабиринты улочек старог
о Задвинья, и Командор последовал за ним.
Ц Поймите, милейший, Ц продолжал Снособеседник таким тоном, словно Ком
андор, не проронивший до сих пор ни слова, возражал ему, Ц мы погрязли в ве
чности, сами того не осознавая и не желая. Мы погрязли в этом болоте и пере
стали ощущать его, осознавать свое место в нем. Свою Вечность, свое Безнач
алие и Бесконечность. Вместо этого, дабы заполнить прорехи в сознании, по
стигающем Мироздание, мы налепили глупых сказок семито-хамитского корн
я, запечатленные в Библии, Коране и так далее, о бессмертии души, Творце, ра
е и аде. И потеряли Поэзию Души. Нет, вру, не потеряли, но стремительно теряе
м. Мы ужасно меркантильны, мы заняты только собой Ц своим домом, своим тел
ом, своим образованием. Спасением Своей Души, наконец! Последняя попытка
спасения Поэзии Души от стремительного регресса была в Новом Завете: «По
терявший душу ради меня…» и так далее. Но глас вопиющего в пустыне услыша
н не был. И вот…
Снособеседник резко остановился, словно налетев на стену, и в какой-то ст
ранной созерцательной задумчивости стал разглядывать рога троллей, ле
сом вздымающиеся над оградой замершего темного троллейбусного парка. К
омандор остановился рядом и попытался разглядеть, что же так заинтересо
вало его спутника. Но ничего не увидел. А снособеседник закурил вновь, сде
лал пять или шесть жадно-глубоких затяжек и медленно произнес:
Ц И вот, Поэзия умирает. А мы зачем-то живем. Зачем? Ц Снособеседник молч
а и медленно зашагал по направлению к набережной. Командор невольно поше
л следом.
Ц Знаете, Ц после долгого молчания произнес снособеседник, Ц нам не с
тоило бы продолжать существование, ибо многие начинают как-то подспудно
осознавать Ц не явно осознавать Ц гибель Поэзии и начинают пытаться в
оскрешать ее. Прекрасной попыткой была Игра В Бисер. Многие ее партии, нес
мотря на математическую свою отрешенность и холодность, были воистину п
ронизаны Поэзией. Но Поэзия созидательна. Созидательна даже своею разру
шительностью. А Игра становилась все более и более бесплодной. Нас может
спасти лишь паломничество в Страну Востока…
Командор замер на месте, остановившись посреди Московского моста. Его сп
утник сделал еще несколько шагов, прикурил новую папиросу от окурка. Щел
чком послал окурок в темную воду Даугавы и, повернувшись, неспешно подош
ел к Командору, сунул ему в руку узкий, сложенный вчетверо листок и зашага
л в сторону центра.
Командор развернул листок и изящная мелкая вязь иероглифов, которых он н
е знал, заплясала у него перед глазами, складываясь в странные строки:

Нет безразличия. Нет различ
енья тоже.
Мир исчезает медленно, без боли.
Жизнь, как театр, когда пустеют ложи,
Свобода есть, но нет мечты о воле.
Крепка темница, но не вижу стен,
Не вижу разницы между решеткой, небом.
Был тихим, мягким ветер перемен,
В нем не было беды Ц лишь запах хлеба.
Мир Ц мандапа, И нерушимо тело
Сознания. Явления пусты.
Причин и следствий нет. Любое дело Ц
Как чистые тетрадные листы,
Лишь вечный свет безбрежного пространства,
Сатори и Сибуми Ц их слиянье
Дает не ощущенье постоянства,
А вечность. И полет среди молчанья…


Ветер вырвал листок из руки Командора и унес его в сторону Взморья Ц вет
ер резко изменился. Командор поднял взгляд, но не увидел спутника, лишь гд
е-то вдали на Лачплеша мелькнул в свете фонарей знакомый силуэт…
Командор проснулся. Не вставая, он сунул в зубы сигарету и закурил, глядя в
потолок. Пятью-шестью жадными затяжками он докурил ее почти до фильтра, п
риткнул окурок в пепельницу и закрыл глаза…
…и поднялся по ступеням Святой Гертруды. Навстречу ему встал с этих же ст
упеней до боли знакомый человек Ц тот, что беседовал когда-то с лейтенан
том Прэстоном, и его, Командора, извечный Снособеседник. Командор ждал сл
едующего жеста снособеседника и, увидев его начало, внутренне сжался. А т
от снял очки с толстыми стеклами, которые держались в тонкой оправе лишь
благодаря какому-то инженерному чуду, и улыбнулся своей улыбкой, баланс
ирующей на грани святости и идиотизма. Командор вздохнул.
Продолжалась Эпоха Циклических Снов…

Чистильщик тяжело поднял голову с плоской подушки. Все еще было, словно в
тумане, да и смотреть-то было не на что Ц в камере по-прежнему царил мрак.
Видения, посетившие его в наркотическом сне, не желали уходить, кружась п
еред внутренним взором, бесплотные, словно привидения.
Даже не пытаясь сконцентрироваться, чтобы прогнать муть перед глазами и
дурноту, Чистильщик снова лег на матрас, повернулся на спину и максималь
но расслабился. Кажется, среди своих видений он нашел путь к побегу, и тепе
рь все зависело только от того, сколько свободного времени ему дадут его
мучители.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136