Но П
рэстон словно услышал мою фразу.
Ц Чушь, милейший! Чушь и абсурд! Историю Ц если это ныне можно так называ
ть Ц вершат более не личности. История стала уделом толпы, коллектива, ес
ли угодно. Раньше герой, вождь возносился над толпой силой личного мужес
тва, заслуг. Безумия, наконец! Сейчас толпа создает себе кумира Ц обыденн
ого, серого Ц под стать себе. Сама мифологизирует его. Отбери у такого псе
вдогероя его ореол легенды и несуществующих Ц или же непомерно раздуты
х Ц подвигов, кинь его в эту самую толпу. И что? Найдете вы его в этой серой
массе? И не надейтесь. Он мгновенно обезличится, сольется с ней. Ибо он Ц п
лоть от плоти этой толпы. А попробуйте смешать с толпой хунну Атиллу или А
лександра Ц с толпой македонян. И вы увидите, что Атилла останется военн
ым вождем хунну, а Александр Ц царем Македонии и прочая земли.
Прэстон уже перестал замечать меня. Он апеллировал к обширной аудитории
, ко всему человечеству.
Ц История мертва. Так давайте же не тужиться и не писать ее. Давайте пора
змыслим над тем, как нам жить далее в свете нынешней дырявой мифоистории.
Разделение персонажей на реальных и вымышленных уже невозможно. И Эл-Би-
Джей, и полковник Брэддок, и Джон Рэмбо, и Сахаров, и Мао, и Фидель, и сержант
Стрэйнджер, и Толкиен, и Алеф, и Скотт Маклэй, и Горби Ц все они и нереальны
, и реальны одновременно. Все они и история, и миф.
Мифоистория не есть история мифов, их зарождения, развития и исчезновени
я. Нет. Мифоистория Ц это история мира, мифологизированного до крайност
и и погруженного в перфорированное событийно-временное поле. Основной п
остулат такого мира следующий: «Нет мира, кроме этого мира, и история от ми
фов да очистится!» Глобальное самозамыкание в узких рамках своего жалко
го мирка, тщетные попытки установить какую-то абсурдную «историческую и
стину», «историческую справедливость», попытки избавиться от мифов и Ц
тем самым Ц создание сонмов новых, причем в геометрической прогрессии
Ц вот удел такого мира, его истории.
Прэстон вдруг резко остановился, словно налетел на стену. С какой-то робк
ой и опасливой улыбкой Ц будто ребенок, который боится, что его станут вы
смеивать за слова или поступки, Ц поглядел на меня.
Ц Я безумен, не правда ли, мой друг? Ц спросил он. Я кивнул. Ц Ну да это нич
его. Это всего лишь еще одна иллюстрация к моим тезисам о дискретности со
бытийно-временного поля.
Ц В настоящий момент, лейтенант, меня больше интересует другое Ц откуд
а вы взялись, как попали в Город, точнее Ц в Старый Пригород, в этот парк?
Ц В этом тоже нет ничего удивительного. Просто активное расслоение соб
ытийно-временного массива и полное слияние полей реальности, псевдореа
льности и мифа, усилившееся в последнее время, позволяет встречаться лич
ностям, ранее друг для друга абсолютно не существовавшим. Миры потеряли
четкую гармонию и стройную структуру, расслоились в кисель, ибо история
мертва…
Он продолжал еще что-то говорить, а я развернулся и пошел прочь по нетрону
тому еще свежему снегу боковой аллеи. Где-то вдали призрачно синело маре
во фонарей пригорода, общежитий, манило в тепло, но я уходил в снегопад и т
емноту старого заброшенного парка.
И вот я стою на платформе. Бездумно курю, смахивая снежинки со стекол очко
в рукавом. До первой электрички на Город еще два часа одна минута. Задул сл
абый ветер, и хлопья снега понеслись, закручиваясь в маленькие смерчи. Си
неватое неоновое освещение придает окружающему пейзажу какой-то совер
шенно нереально-инфернальный вид. А может, наоборот, Ц чересчур реальны
й, ведь история мертва.
Сейчас я удивляюсь тому, насколько был нелюбопытен; тому, что не расспрос
ил лейтенанта о его мире. Меня подмывает броситься в парк, обежать его, най
ти Прэстона, хотя я прекрасно понимаю, что это все ни к чему Ц его уже там н
ет.
Это все сейчас. А тогда, полчаса назад, мне все было ясно, вопросы были не ну
жны, как не нужен был и дальнейший разговор Ц история мертва. И только эти
полчаса, это неспешное кружение крупных снежинок в синеватом свете фона
рей спрессовали в монолит время и пространство. На сколько? Этого я не зна
л. Я знал лишь одно Ц история мертва. И мертворожденный ублюдок толпы Ц м
ифоистория Ц пожрет и меня, как уже пожрала многих.
Как сожрала разум бедного безумца, лейтенанта Прэстона, подарив ему дар
предвидения…

Крысолов легко погладил волосы заснувшей под его мерный говор девушки и
поднялся с дивана. Сел на подоконник и закурил. В голову лезли очень нехор
ошие мысли, но усилием воли он их прогнал. Неспешно поднималась заря.

Орехово, Карельский перешее
к. Пятница, 10.07. 12:00

Брат Самэ сидел на пятках. Справа и слева рядком сидели братья. Самэ их ник
огда ранее не видел, но чувствовал, как ощущают руку или ногу: когда здоров
а Ц не ощущаешь, а как заболит Ц вовсю. Так и брат Самэ ощущал остальных
Ц словно больной зуб. Но Учитель Сегимидзу дал им задание. И не нужны тут
были никому сомнения, а лишь повиновение. И брат Самэ не произнес тех слов
, что рвались из его рта, мозолили язык. Наставник Торидэ поклонился, следо
м за ним припали лбами к татами и послушники, брат Самэ Ц в их числе.
Ц Да пребудет на вас благодать и благословение Учителя Гокуямы, Ц мягк
о произнес Учитель Сегимидзу. Все поднялись и покинули молельную комнат
у. Брат Самэ потер лицо ладонью. Выйдя из небытия всего два дня назад, он уж
е побил многих на полосе препятствий и в додзе. Наставник Торидэ возлага
л на него большие надежды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136