Я тоже не спешил вернуться на место преступления, а потому слушал охотно и вежливо кивал, стараясь не торопить рассказчика.
– Изначально остров Святого Иуды служил женской исправительной колонией, – говорил он. – В ту пору первой обязанностью врача было присутствовать при наказаниях и казнях. Обеспечить гуманное исполнение приговора, если подобный эпитет уместен в данном контексте. Мои предшественники оставили дневники, в которых описывали свои обязанности. Судя по всему, телесные наказания предписывались даже за небольшие нарушения, а смертная казнь выпадала на долю предводительниц мятежей… Когда проводилась экзекуция, всех заключенных строили у крепостной стены и выводили приговоренных. Примерно в девять часов утра – вот в эту самую пору дня.
Доктор огляделся. Небо сияло убийственной голубизной, чайки вились вдали над гаванью, подхваченные легким ветерком, насекомые озабоченно занимались своими делами.
– Обычное наказание – столько-то ударов бичом. Женщину раздевали догола, привязывали за руки и за ноги к железной раме, на раскаленном солнце. После бичевания ее оставляли привязанной к этой раме до конца дня… Если женщину приговаривали к смертной казни, ей отсекали голову топором. Иногда – не с первого удара. Головы насаживали на колья и выставляли на крепостной стене в назидание другим. – Доктор отбросил недокуренную сигарету. – Читая между строк этих записных книжек, – продолжал он, – приходишь к неизбежному выводу: число ударов могло быть сокращено, а смертная казнь – осуществлена эффективнее, если приговоренные женщины соглашались оказывать некоторые… знаки внимания своим надзирателям.
Возможно, говоря это, доктор покосился на меня, но я упорно не сводил глаз с дымка, подымавшегося от брошенного среди скал окурка.
Мы возобновили путь. Доктор Хебблтуэйт еще с четверть мили пропыхтел позади, пока мы не дошли до очередного гладкого валуна.
– Передохнем немного, – предложил он, опустился на камень, закурил и продолжил урок истории. – Конечно, то были ужасающе некультурные времена, – сказал он. – С тех пор сама концепция женской исправительной колонии устарела. Могло бы составить интересную тему для монографии, как считаешь?
Я понятия не имел, что такое «монография». Доктор стряхнул пепел на черную лаву, рассыпались красные искры.
– Потом остров передали под военную и морскую базу, – продолжал он. – Появились новые врачи – хирурги-цирюльники. В ту пору считалось неспортивным избегать противника в морском сражении. Вся тактика сводилась к тому, чтобы галантно встать борт о борт с вражеским судном и палить изо всех пушек. Они били друг в друга ядрами в упор, разбивая деревянные корпуса вдребезги. Естественно, почти все ранения наносились щепками, в результате развивалась гангрена. В большинстве случаев единственным выходом оставалась ампутация – без анестезии, без дезинфекции. Хирурги старались как могли, но это было ужасно. В обмен на руку или ногу пациент получал еще несколько часов боли. Не слишком-то выгодная сделка.
Доктор глубоко затянулся, словно то был его последний вздох, и ткнул пальцем в сторону города. Похоже, он собирался еще что-то мне поведать, и я всячески старался поощрить его, лишь бы он не вздумал спросить, что же случилось у нас в коттедже.
– Крепостные стены не так хлипки, как тебе кажется, – сказал он. – Под фанерной обшивкой – большие глыбы лавы. Полагаю, такая ограда и артиллерийский огонь выдержит. Я все думал, почему укрепления поставили со стороны суши. Оказывается, жители опасались, как бы враги не высадились на берег в другом месте и не обошли город сзади. – Он стряхнул пепел. – Разумеется, врагов у нас давно нет, но на ночь ворота по-прежнему запирают. Островная традиция. Сохранилось суеверие, будто некий пришелец из-за стены навлечет на остров несчастье. Глупости, разумеется. Островитяне и сами это сознают, но все же предпочитают запирать ворота. – Он примял окурок и глянул на меня: – Против того, чего они опасаются, ворота и стены бессильны.
Я кивнул, как будто что-то понял.
Доктор Хебблтуэйт поднялся с камня. Оставался последний переход до тетиного коттеджа. По пути доктор успел кое-что рассказать о себе. Он состоял на службе в Министерстве здравоохранения и учился в лучших медицинских школах. На остров Святого Иуды его перевели двенадцать лет назад, перед рождением дочери. Со временем, рассчитывал он (а жена, судя по тону, только и мечтала об этом), его переведут куда-нибудь еще. Он думал, работа на острове будет серьезнее, но все было рутинно и скучно.
– Иногда – роды, или на кого-нибудь нападет акула, кто-то отравится ядом змеи или бородавчатки. Но в целом островитяне всегда здоровы, и делать мне почти нечего, – сказал он.
Я был уверен: тут-то он спросит про несчастный случай с дядей, – но доктор так и не спросил. Только шел рядом со мной, громко пыхтя.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Лиззи ждала у калитки, и легкая улыбка играла на ее губах. Она поздоровалась с доктором и повела нас через дом на задний двор.
Дядя Норман лежал ничком там, где упал, поперек картофельных грядок. Лицо его было накрыто кухонным полотенцем в голубую полоску. Мясные мухи неистово пировали на пятнах крови, проступивших на ткани. Ящерка забралась на каблук его правого ботинка и внимательно следила за мухами.
– Так-так, – пробормотал доктор Хебблтуэйт. При виде тела он словно очнулся от спячки. Аккуратно засучил рукава и склонился над дядей. Хотел приподнять полотенце, но кровь уже присохла. Тогда он сорвал полотенце и отбросил в сторону. Часть мух ринулась следом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72