По мере того как я продвигался вперед по болотам, я замечал на склонах холмов отары овец, они щипали весенний вереск. Овцы оглядывались на меня, но не пугались. Кружились и кричали под серыми небесами чибисы. Ограда пошла по склону Кэрн-Хед, и вся местность начала круто приподниматься. Мальчишкой я часто взбирался сюда. Гора не изменилась, зато изменился я сам: от усилий я вспотел и задыхался. Но я знал, что уже почти добрался – перевалив отрог Кэрн-Хед, я попаду на небольшой скальный уступ, откуда увижу весь Стровен.
И вот площадка – притаилась меж отрогами, словно между подпорками для книг.
С того места, где я стоял – в тысяче футов над городом и в полумиле от него, – можно было поклясться, что там ничего не изменилось. Только люди исчезли. На краю города все так же вздымался к серому небу шахтный подъемник. Гранитные здания главной улицы – Ратуша, Банк, Церковь – выглядели такими же, как прежде. И все остальные строения по периметру Площади – Аптека Гленна, Кафе – казались неизменными. Ряды шахтерских домов – все такие же опрятные. И, разумеется, дом, где я родился, где умерла моя мать. Внешне он сохранился в неприкосновенности.
Так мог бы выглядеть город спозаранку, пока никто еще не вышел на улицы Стровена, не проснулся в домах, и подъемник еще не начал выпускать ночную смену из тоннелей на глубине в несколько тысяч футов.
Я долго смотрел на город.
А затем поднес к глазам бинокль. Когда я подправил фокус, реальность обрушилась на меня: с подъемника свисали оборванные тросы, по всей главной улице пробились всевозможные травы и сорняки, мостовая потрескалась и напоминала мозаичную головоломку. Центр Площади оставался в тени, но здания по краям выглядели трагично, как в городе-призраке: краска облезла, окна выбиты, двери сорваны с петель, в крышах дыры от выпавшей черепицы.
Я направил бинокль на дом, в котором родился. С одной стороны крыша обвалилась, стекол в окнах нет, каминная труба рухнула. Трава, чертополох и крапива в саду переросли живую изгородь.
Я направил бинокль к западу, в сторону кладбища.
Там я приметил нечто странное. Большинство памятников тоже было разрушено, и вот что неожиданно: выглядели они так, словно их специально столкнули – так, чтобы все они указывали в одном направлении, на город.
Я снова перевел бинокль на Стровен и только теперь обнаружил тот же феномен в самом городе: каждое здание слегка покосилось, и угол наклона не был произвольным – все дома клонились в сторону Площади. Я снова присмотрелся. Поначалу я решил, что центр ее, примерно пятьдесят ярдов газона со скамейками и Мемориалом героям войны, находится в тени. Но то, что я принял за тень, на самом деле оказалось глубоким провалом. Все вокруг – здания, телефонные столбы, уличные фонари – склонилось к этой огромной дыре в земле.
И прямо у меня на глазах все очень медленно, едва заметно подвигалось к яме – на дюйм, на два, но с той же неуклонностью, с какой перемещаются ледники. Потом фасады ближайших к обрыву зданий – Библиотеки, Бакалеи Дарвелла, Пекарни Маккаллума – стали крошиться и съезжать в яму, подымая тяжелые тучи пыли. Остатки рухнувших домов опасно балансировали на краю, открывая всему свету свое чрево, будто сломанные кукольные домики.
А дальше произошло нечто ужасное. Послышался глухой рев, подобный грому, но доносился он из-под земли. Карниз, на который я вскарабкался, чуть подался – тоже в сторону Стровена. Сам Кэрн-Хед задвигался подо мной, медленно и неуклонно, в сторону великого провала.
Этот грохот и движение горы, и страх, что сейчас вся земля начнет безвозвратно сползать в бездну, повергли меня в панику. Я повернулся и обратился в бегство.
Кто-то гнался за мной.
Вот что самое страшное: я спасался бегством и отчетливо слышал шаги за спиной. Краем глаза я различал преследователя – или, по крайней мере, его фигуру. В черной одежде и непременно хочет схватить меня, оттащить обратно на рушащийся уступ. Испугавшись погони, я помчался так быстро, как не бегал никогда в жизни. Я все оглядывался, надеясь, надеясь, надеясь, что он меня не настигнет. Я бежал под откос по самой крутой части склона, передвигался огромными прыжками, когда запнулся ногой о куст чертополоха и покатился по склону, натыкаясь на камни, пока не налетел с размаха на валун.
Я поднялся, еле живой, но готовый отразить врага и бежать дальше. Преследователя нигде не было видно. Я оглянулся на Кэрн-Хед. Нигде никого. Только овцы паслись неподалеку, иногда поглядывая на меня. Я ничего не слышал, более не ощущал колебаний земли. Поднеся руку к лицу, я вымазал ее кровью – порезался острыми краями окуляров.
Я несколько раз глубоко вздохнул и принудил себя остаток пути пройти шагом. Возле караульного домика я остановился и поблагодарил молодого солдата за бинокль.
– С вами что-то случилось? – спросил он, заметив кровь у меня на лице и грязь на одежде и обуви.
– Все в порядке, – ответил я. – Кто-нибудь еще проходил этой дорогой после меня?
– Нет, – сказал он. – Инженеры приедут только завтра.
– Вы слышали шум? Земля не тряслась?
– Ничего такого, – сказал он. – С вами точно все в порядке?
– Точно, – сказал я.
Идя к машине я осознал, что пережитый мною ужас немногим отличался от постоянных кошмаров, и попытался уверить себя, что кошмар не мог прорваться в обыденную жизнь, и создание моих снов не могло обрести плоть в реальном мире.
Здравый смысл мог бы успокоить меня, однако не успокоил.
Когда я выбрался из лабиринта горных дорог на шоссе, дождь начался снова. Никаких планов, кроме визита в Стровен, я на эту поездку не строил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72