Поезд бежал по линии, как Ноев ковчег по поверхности вод во время потопа. Тем, кто сидел в ковчеге, казалось, что вода спадает, что опять приближаются дни счастья и блаженства, так как на каждой станции к ним летят навстречу голуби с зеленой веткой, сиречь бабы с чашками, наполненными варёными яйцами, свиными котлетами и зайцами, за цены, которые падали с каждым километром продвижения вперёд. А поэтому, когда уже на шестой день они проехали Волгу, Урал и на одной из станций Швейк вернулся с кипятком, он пылал от радости и, смотря на север, радостно говорил:– Если мы проездим ещё месяц, то нам будут платить за то, чтобы мы ели. Смотрите, ребята, ведь это я купил за пятнадцать копеек! – И он им показал двух огромных зайцев, завёрнутых в три номера «Русского слова». – Как только доедем, Марек, скажи мне. Я напишу открытку Балуну, чтобы он ехал сюда, – тут он может дёшево нажраться.Морозило так, что кости хрустели. На вокзалах пленные воровали уголь, берёзовые поленья, и печки, стоявшие посреди вагона, никогда не гасли. На верхних нарах все раздевались донага, а на нижних кричали:– Подложите, мёрзнем! И если кто из обитателей потолка заявлял, что в вагоне адская жара, то голос снизу говорил:– Так пойди попробуй сам ляг вниз, а меня пусти туда. Посмотрим, что ты заноешь.В это время были сделаны новые, весьма важные открытия. Было замечено, что вошь, если подержать рубашку над раскалённой печью, вылезает из швов и падает без оглядки. С тех пор печь была превращена и днём и ночью в крематорий для многоногих жертв человеческой жестокости.В Кургане три раза дали лапшу, приготовленную для какого-то транспорта русских солдат, который, несмотря на все ожидания, не пришёл. Два раза лапша была съедена, но на третий раз за ней уже никому не хотелось идти, а выливать её было жаль. Прежде чем надумали, что с ней делать, она замёрзла и превратилась в лёд. Этим самым проблема была решена. Лёд вынимали из мисок и бежали за новым. Как только она замерзала, её снова вынимали, и кто-нибудь из пленных вновь бежал наполнить миску. Через час перед вагоном образовался ряд мороженых кругов, и Швейк на вопросы о том, что с ней будут делать, отвечал:– Замораживаем. Поедем на Северный полюс. Заготовляем провиант.А когда к поезду прицепили паровоз, лёд сложили в заднюю часть вагона под нары, и тот, кто в любое время хотел поесть лапши, отсекал себе кусок льда и разогревал его в чашке на печи, разгоняя тех, кто занимался палением вшей.Встреча не обещала им ничего хорошего. Ночью паровоз их затащил на запасный путь, а на другой день, приблизительно в шесть часов утра, русские солдаты выгнали их на трескучий мороз, и часов в девять, когда офицер, который должен был их принять, не пришёл, их снова загнали в вагоны. К полудню приехали сани, из которых вылез толстый, румяный офицер в тяжёлой шубе и сейчас же, показывая на крестьян, ехавших на санях от вокзала, приказал:– Задержите их! Сгоняйте их сюда! Он поставил пленных по четыре, сосчитал, а затем, осматривая их ноги, обутые в сапоги без подмёток или завёрнутые в онучи, сказал, обращаясь к крестьянам:– Ну, берите их, ребята, в сани, лагерь далеко, версты три будет, им и не дойти.Пленные набились в солому, и офицер, видя, что сани полны, послал солдат опять за мужиками. Затем приказал, чтобы с порожними санями они подъехали к первым вагонам, открыли их и выгрузили их содержимое. Конвойные залезли в вагоны и стали подавать вниз странные свёртки в серых тряпках: живые трупы – без ног, без рук, людей с выжженными глазами, с отбитыми подбородками и неподвижными, согнутыми спинами. Они клали их вдоль и поперёк саней, как полена, и офицер, с ужасом глядя на них, широко разводил руками.– Вот что война наделала! Ничего, ребята, скоро мир будет, и вы поедете к вашим жёнам и детям.И он не понимал, отчего инвалиды на санях подымались и снова падали, тряслись, когда сани переезжали через рельсы, и крестьяне, смотря на них, крестились от страха.А затем он стал во главе и важно подал команду:– Ну, вперёд, ребята, пойдём в лагерь, там будет хорошо!Они дошли до длинного забора, за которым стоял большой павильон. За ним чернел ряд домиков с маленькими грязными оконцами. Солдаты сложили обмёрзших в снег, а здоровых ввели в канцелярию. Там их переписывали. К инвалидам в это время подошло несколько коров и лошадей, покрытых инеем, на длинных гривах которых висели сосульки. Они обнюхали незнакомые существа и, сопя, уставились на них.Это обстоятельство дало повод Швейку заметить:– Вот скотина, жаль её, что она не может никогда понять в совершенстве человека, – она не знает и никогда не узнает, что такое европейская культура и цивилизация.Переписанных отвели в бараки, и русский унтер-офицер, сопровождавший их, показал на дощечки с надписью:– Ну вот, каждый в свой угол.На дощечках были лаконичные надписи: «Чехи», «Немцы», «Сербы».Горжин первый вошёл в барак и крикнул из темноты:– Эй, ребята, как раз тут место для троих!– Для тридцати тоже, – ответило сто голосов. – Откуда вас черт несёт? Едете с фронта? Скоро уж мир?– Скоро, в тот же день, как его подпишут, – важно сказал Горжин.Ему ответили издалека:– Не валяй дурака!– Да тут пахнет, как в аптеке, – заметил Швейк, залезая за Горжином на нары, в то время как Марек стал жаловаться на тяжёлый запах, и кто-то возле него заворчал:– Мог бы с фронта привезти газовую маску. Не хочешь ли ты, чтобы в лагере попрыскали одеколоном?– Вот этого бы я хотел, – ответил Швейк с достоинством, на что кто-то за ним проговорил:– Так тебе бы быть генералом или хотя бы каким-нибудь дохлым капитаном, им тут хорошо живётся. Кузманек живёт в Петрограде и пять литров спирту каждый день может выпивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118