Посреди просторной комнаты она остановилась и огляделась, старая вобрать в себя все вокруг, хотя и знала, что это бесполезно. Ей потребуется несколько дней, чтобы увидеть все, сделанное здесь Шейном. Вчера вечером его дом показался ей милым, сегодня, в ярком солнечном свете, у нее от восхищения захватило дух.
«Всего одна комната», – сказал он по дороге из Манхэттена. Но что за комната – огромная, величественная, с высоким потолком из открытых стропил и поперечных балок, большое окно, прорезанное в длинной стене, и гигантский камин. Огонь уже гудел в топке, толстые чурки шипели и стреляли.
Пола подошла к кабинетному роялю и села на круглый стул, отхлебывая кофе и продолжая озираться. Шейн поместил рояль точно посередине комнаты, и она поняла, почему. Он естественным образом разделял ту часть зала у камина, что служила гостиной, от другой, ближе к кухне, считавшейся столовой. Преобладал белый цвет, но его холодность смягчалась темными тонами натурального дерева. Стены покрыты побелкой; два огромных честерфильдских дивана и глубокие кресла обиты грубой белой саржей. Шторы в тон, на отполированном деревянном полу – белые коврики. Но картины, эстампы, книги и цветы яркими пятнами оживляли белый фон.
Шейн рассказал, что прошелся по окрестным антикварным магазинам и сделал несколько действительно ценных находок. И вот теперь ее взгляд остановился на двух красивых комодах, которые вчера она не заметила, затем она увидела старинную ширму. Ее расписные створки идеально гармонировали с обеденным столом красного дерева «Держу пари, что эта ширма стоит целое состояние», – подумала Пола.
Внезапно она почувствовала себя опустошенной.
Он явно потратил на переоборудование своего дома немалые деньги, не говоря уж о времени и энергии. Шейн говорил, что большую часть работы сделали прежние владельцы, Санни и Элайн Уикерс. «Я только построил консольную лестницу, вставил зеркальное стекло в окно, да добавил кое-какие мелочи, прежде чем приступить к меблировке», – пояснил он.
И, однако, она уловила нечто такое, что вселило в нее ощущение беспокойства. В этом доме собирались поселиться надолго. Да и сейчас Шейн вместе со столярами пилил доски на полки и шкафы, предназначавшиеся для крошечной комнаты, которую он показал ей вчера вечером. Он собирался устроить там кабинет.
Неужели он навсегда решил остаться в Америке? И никогда не вернется в Англию? И почему ей не все равно?
Пола резко встала и подошла к камину, уселась в чересчур плотно набитое кресло и поставила кружку с кофе на каминную полку. Ее взгляд скользнул по лежавшей там пачке сигарет и зажигалке и, хотя она редко курила, взяла одну и глубоко задумалась о событиях предыдущего вечера.
Они с Шейном приехали в девять часов, одновременно с началом грозы, и промокли до нитки, бегая от машины к дому и обратно, пока не перенесли туда все чемоданы и сумки с продуктами. Потом Шейн, не слушая никаких возражений, отправил ее наверх переодеться.
Через двадцать минут Пола спустилась и замерла на пороге в восторге от увиденного. В ее отсутствие Шейн включил все лампы и зажег камин. Теплый приветливый свет залил просторную, как средневековая зала, комнату, звуки из репертуара Боба Дилана заполнили ее, и в ней стало гораздо уютнее и спокойнее. Пола сразу заняла свое любимое место – спиной к камину. И тут совершенно неожиданно Шейн возник в дверях кухни с бокалами в руках, бодрый и свежий, в простой белой рубашке и синих джинсах.
– Как быстро ты успел все сделать, да еще и переоделся! – воскликнула она.
Шейн в ответ широко улыбнулся.
– Как говорится, кого как учили, тот так и работает. А меня обучал весьма въедливый генерал.
– Эмма Харт – въедливый генерал! Не очень-то лестно ты отзываешься о моей высокочтимой бабушке, – шутливо упрекнула его Пола.
Шейн вручил ей водку с тоником и, чокнувшись, заметил:
– В отличие от тебя, Эмма не рассердилась бы на меня за такое определение.
И они пустились в воспоминания о годах, проведенных в «Гнезде цапли», долго смеялись и поддразнивали друг друга, а потом Шейн принес огромное блюдо с копченой лососиной и поднос с ломтиками сыра. Они сидели на полу, брали закуски с маленького столика и запивали их ледяным шампанским. И говорили, говорили – далеко за полночь – о самых разных вещах, радуясь вновь обретенной дружбе и наслаждаясь чувством раскованности и свободы.
Под конец вечера Шейн заметил, что Пола время от времени потирает шею. На его озабоченный взгляд молодая женщина ответила:
– Ничего серьезного. Просто она затекает – думаю, от долгого сидения за столом.
Не сказав ни слова, Шейн начал массировать ей шею и плечи.
Сейчас, вспоминая эту сцену, к Поле вернулось ощущение блаженства, которое она испытала при прикосновении сильных пальцев Шейна, как бы впитавших в себя боль и усталость ее мускулов. Ей хотелось, чтобы он никогда не останавливался. И позже, когда он дружески чмокнул ее в щеку на прощанье на пороге ее спальни, Пола испытала непреодолимое желание обвить руками его шею. Она быстро переступила порог и закрыла дверь. Щеки ее пылали.
Пола распрямилась в кресле, словно подброшенная пружиной. Вчера вечером она удивилась сама себе. Теперь она поняла. Она хотела, чтобы Шейн прикоснулся к ней, поцеловал ее. Не надо лгать самой себе. Ее так называемые родственные чувства к Шейну не так уж невинны. Теперь уже – нет. Они окрашены сексом. Ее влечет к нему как к мужчине.
Эта мысль настолько потрясла Полу, что она вскочила на ноги, швырнула сигарету в камин и подбежала к окну.
Она стояла, устремив взгляд на простирающийся за окном пейзаж, и не видела его красоты, пытаясь успокоиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151