– За наши с тобой будущие триумфы, дедушка.
– Давай. И за Изумрудную Стрелу, и за скачки на будущий год. Кто знает – может, он опять выиграет. – Блэки со значением посмотрел на внука, подошел к камину и сел в свое любимое кресло на винтовой ножке.
Шейн последовал за ним, еще раз с горечью отметив про себя его медленную старческую походку и его хрупкость. В нем нарастало беспокойство, но он подавил его. Возможно, дед просто устал сегодня вечером. К тому же волнение, испытанное им во время скачек, радость победы и последующие многочисленные возлияния тоже не могли пройти бесследно. И кроме всего прочего, он все-таки очень, очень стар. Ему ведь ни много ни мало восемьдесят четыре года. Несколько секунд Блэки сидел, целиком уйдя в свои мысли и глядя на языки пламени отсутствующим взором, а затем повернулся к внуку.
– Я никогда не забуду финиш гонки. – Он вскинул голову и резко подался всем телом вперед, крепко зажав в руке бокал. Глаза его ярко заблестели, когда подробности заезда прошли перед его внутренним взором.
– Помнишь, как они подошли к последнему барьеру? – воскликнул он возбужденно. – Изумрудная Стрела, а рядом с ней еще две огромные лошади. Почти ноздря в ноздрю! Стив Ларнер – черт, а не жокей – гонит ее вовсю. Он встает в стременах и решительно посылает кобылу вперед. У меня прямо сердце в пятки ушло, Шейн, – да-да – мне казалось, что ничего не выйдет. Я не сомневался, что либо одна, либо другая лошадь обойдет ее, пусть хоть на волосок. Когда вперед вырвался Горец, прыгнул, но задел верхнюю планку, перевернулся через голову и выбыл из состязаний – знаешь, я прямо не мог поверить собственным глазам. А потом и Королевское Золото точно также оказался на спине. Я понял, что он слишком близко подошел к барьеру. Мои старые глаза не отрываясь смотрели на Изумрудную Стрелу. И спустя всего какую-то долю секунды после падения остальных, моя храбрая лошадка перемахнула через барьер, как легкая серна, и пришла на добрых две сотни ярдов впереди всех. Ах, Шейн, в жизни я не видел более живописного финиша, а мне на моем долгом веку довелось побывать на множестве скачек. – Порозовевший Блэки откинулся на спинку кресла. Он задохнулся, но быстро пришел в себя.
– Я там был, дед, и все видел.
Блэки подмигнул:
– Конечно, видел, но я не могу удержаться, чтобы не восстановить все происшедшее вместе с тобой, дружище. Так у меня кровь начинает быстрее бежать по жилам, а твой отец не в силах понять моей радости, как бы он ни старался. Именно ты, Шейн, унаследовал мою любовь к лошадям, и ты ничуть не хуже моего можешь оценить хорошего скакуна.
Блэки замолчал, и в его глазах заиграли озорные искорки.
– Бедная Эмма, как она страдала в тот день – по целому ряду причин. Она переживала, что я чересчур сильно волнуюсь, беспокоилась, как я перенесу поражение Изумрудной Стрелы, и ей даже досталось от меня. На финише я так крепко сжал ее руку, что у нее несколько дней не проходили синяки – по крайней мере, так она утверждает. Мол, я чуть не раздавил в порошок ее хрупкие старые кости. Однако нет никаких сомнений – она тоже получила огромное удовольствие. И волновалась не меньше меня. Да и я сейчас еще до конца не успокоился, если честно.
– Естественно, дед. Ты одержал великолепную и заслуженную победу.
Блэки несколько расслабился и отпил из бокала. Возбуждение прошло, и его лицо стало задумчивым. Затем он произнес:
– Рэндольф был прав насчет Изумрудной Стрелы – с того самого дня, как Эмма подарила ее мне, он вечно повторял, что в ней чувствуется характер, столь необходимый для Больших Национальных. Это ведь трудные скачки и очень жестокие к тому же – как-никак из сорока стартующих лошадей до финиша доходят только где-то восемь. А то и меньше. Тридцать барьеров, да к тому же надо дважды перепрыгнуть через ручей. Очень много лошадей получает травмы, а те, кто избегает их, изматываются до предела. Когда они выходят на финишную прямую, сил у них уже совсем не остается.
– К тому же Большие Национальные – чрезвычайно быстрые скачки, – бросил реплику Шейн. – Они длятся всего около десяти минут.
– Верно, верно. – Блэки взглянул на внука с гордым и довольным видом. – Мне говорили, что никто не помнит такой чудесной вечеринки, как та, что я закатил в честь победы в отеле «Адельфи». Был шикарный вечерок, а?
– Потрясающий! Как и встреча, которую нам организовали днем в воскресенье по возвращении в Мидлхэм. Поперек главной улицы висел огромный транспарант в честь Изумрудной Стрелы, и все мужчины повысыпали из баров, когда ты и Рэндольф торжественно провели лошадь по городу. А затем ленч в Аллингтон-холл. Я никогда не забуду тот день, дедушка. Я так радовался за тебя и гордился тобой! Ни за что на свете я не хотел бы пропустить твой триумф.
– Знаю. Однако должен признаться, я начал немного беспокоиться, когда у тебя образовался завал работы в Сиднее в начале марта. Я даже испугался – правда. Решил, что ты можешь не успеть, что для меня стало бы тяжелым ударом, мой мальчик. – Блэки вздохнул, и выражение полного спокойствия разлилось по его лицу. – Теперь, когда я вспоминаю последние двенадцать месяцев – как все хорошо сложилось! Кругосветное путешествие вместе с моей дорогой Эммой, а теперь еще и это… – Он замолчал, с улыбкой глядя на трофей. – Подумать только – я, именно я, выиграл самые престижные скачки в мире!
– Никак ты все еще говоришь о Больших Национальных? – воскликнула Эмма, своей обычной решительной походкой входя в библиотеку. – Похоже, ты никогда не остановишься.
Со смехом Блэки встал ей навстречу и поцеловал в щеку.
– Ну-ну, красотка, не порти мне удовольствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151