Русские пленные часто выдавали себя за украинцев, так как установили, что это выгоднее. Поэтому вместо отбора лучших зачастую происходил набор наиболее способных приспособляться.
В Дабендорфе находилось русское руководство и духовный центр Русского Освободительного Движения, а в Лётцене (Восточная Пруссия) – новое учреждение генерала восточных войск, подчиненного ОКХ, созданное Лишь для того, чтобы в рамках «германской организации» охватить всех «хиви» и добровольцев и стараться решить все перечисленные выше вопросы.
Нашей самой главной задачей было, следовательно, согласовывать желания и нужды русского руководства в Дабендорфе с административными задачами генерала восточных войск, с тем, чтобы в целом достичь возможно большей пользы для общего дела. Поэтому мне приходилось большую часть моего времени проводить в Мауэрвальде и Лётцене.
Рённе предложил ОКХ возложить попечение над добровольцами на своего бывшего дивизионного командира генерал-майора Гельмиха. Гельмих и был назначен генералом восточных войск.
Понятие «восточный» для русских имело иной смысл, чем для немцев. Мы знали, что уже ненавистный им нацистский значок «Ost» и русские и украинцы расценивали, как дискриминацию; этим значком метились «унтерменши». Понятие «Ost» игнорировало, кроме того, все национальные различия. До сих пор русских всегда оттирали; и теперь они чувствовали себя задетыми сильнее других. Генерал восточных войск Гельмих сразу этого изменить не мог. Так он с самого начала попал в фальшивое положение «германского командующего всеми наемниками с Востока».
Были у него и еще большие трудности: как мог он отвечать за надежность и боеспособность войска, офицерам и солдатам которого он не мог даже сказать – за что они борются?
Генерал Гельмих, как и большинство его офицеров, не говорил по-русски. Для решения стоявших перед ними всеми сложных задач они располагали всего лишь доброй волей. Даже немцы из России и балтийцы при встречах с советскими людьми должны были переучиваться. Как же было трудно этим немецким офицерам, для которых язык и история, психология и стремления чужого народа были закрытой книгой! Мы в Дабендорфе заведовать отделом кадров полностью поручили русским. Не хотел бы я оказаться на месте немецкого начальника кадров при генерале восточных войск, тем более, что русские его сотрудники, на которых он должен был опираться, были не все из лучших. Иные среди них – соглашатели – в своем назначении усматривали личные шансы для продвижения, особенно когда они видели, что между учреждением их немецкого генерала и Дабендорфом существуют немалые расхождения во взглядах.
Генерал Гельмих взялся за свое новое задание со рвением и оптимизмом. Он ничего не знал о русских, но он отлично понимал, что невозможно сделать хороших солдат из людей, не знающих, за что они дерутся, и видящих страдания своих соотечественников в лагерях военнопленных и восточных рабочих. Он выступал перед своим военным начальством, а также перед Розенбергом и
Геббельсом в пользу разумных решений, чтобы создать приемлемую основу для своей работы. Единственное, чего он добился, это репутации «политического генерала».
«Чего хочет этот “политиканствующий генерал”?» – спрашивали в ОКВ и в берлинских министерствах. Гельмиха успокаивали или отказывали ему. Но он искренне верил в свою миссию, если даже и понимал ее лишь в духе германской задачи.
Личное отношение Гельмиха к генералу Власову было простым и солдатски искренним. Под Москвой они стояли как противники друг против друга. Гельмих командовал тогда 23-ей дивизией. Теперь, в Берлине, они впервые лично встретились. Я был при этой встрече. Власов начал с резкой критики наименования «восточные войска», сказав, что он не может понять, как немцы, обычно достаточно интеллигентные, могут в такой степени быть поражены слепотой.
– Причина, я думаю, – сказал он, – в том, что эгоизм убивает не только сердце, но и рассудок!
Потом Власов стал настаивать на выделении русских подразделений из немецких воинских частей и на их, по возможности, быстром сведении в национальные русские дивизии. Это то, что, может быть, еще сможет нанести Сталину смертельный удар.
– У нас очень мало времени, – продолжал он, – может быть, уже и поздно, но мы должны сделать, что возможно, – вы и я! Гельмих согласился с этим. Он заявил, что он сделал всё от него зависящее, чтобы изменить наименование «восточные войска» на «добровольцы». Но подчинение добровольцев русскому главному командованию – дело политики. Тут решают политики. Он ничего сделать не может. Его задача – сперва учесть всех добровольцев, а затем заботиться о том, чтобы они, как каждый германский солдат, получали свое жалование и были приравнены в правах к немецким военнослужащим. Это их право, – если ожидать, что они будут драться.
Гельмих и Власов говорили на разных языках, стремясь к различным целям. Но Власов понял, что нельзя было приступать ко второй фазе развития, к которой он стремился, до первой, намеченной для себя Гельмихом.
– И когда думаете вы закончить учёт и снаряжение всех добровольцев? – спросил Власов.
На этот вопрос Гельмих не мог ответить ничего определенного. Он сказал; что, несмотря на все свои усилия, не может получить от командиров немецких частей достоверных цифр об имеющихся у них «хиви». Пополнения из Германии, в данное время, практически прекратились, и каждый немецкий командир боялся ослабления своей части, если у него отберут «хиви».
Власов видел в этом важное, возможно даже решающее, препятствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93