У нас было несколько разговоров с адмиралом Годтом, во время которых мы с Деллингсхаузеном могли обрисовать цели Власовского движения.
Наша связь с военно-воздушными силами установилась через энергичного подполковника Гольтерса, начальника «Восточного бюро обработки данных» в главном штабе военно-воздушных сил. У Гольтерса был прекрасно организованный лагерь в Восточной Пруссии. В этом лагере были объединены в лётное соединение боровшиеся на немецкой стороне русские лётчики – офицеры и солдаты; ими командовал русский лётчик, полковник Мальцев. Гольтерсу очень быстро удалось для этого русского персонала добиться такого же положения, как у нас в Дабендорфе. Благодаря, однако, лучшему снабжению и экипировке в военно-воздушных войсках, русские офицеры-летчики выделялись среди своих товарищей в Дабендорфе, когда они, по договоренности с Гольтерсом, также смогли участвовать в учебных курсах. Этим первым лётным соединением Гольтерс стремился заложить основу будущей военной авиации Русской Освободительной Армии.
Насколько хорошо чувствовал себя русский персонал, благодаря заботам Гольтерса и его штаба, выяснилось при посещении Власовым лагеря «Восточного бюро». Отвечая на вопросы Власова, русские единодушно говорили, что полковник Гольтерс, а в особенности его адъютант-эстонец, «не за страх, а за совесть» способствуют делу русской освободительной борьбы. И Гольтерс понимал, что благоприятных условий снабжения и организации недостаточно, нужна более твердая, идейная основа для настоящего сотрудничества. Может быть, Власовское движение было ответом на этот вопрос.
Полное взаимопонимание между Власовым и Мальцевым обеспечивало тесное сотрудничество с русским штабом в Дабендорфе. При этом обнаружилось, что и в лагере «Восточного бюро» военно-воздушных сил эволюция взглядов, а также и «тактических» действий выявила много аналогий. В основном и здесь всё началось с надежд, которые мы еще в 1942 году питали в нашем «клубе» Генерального штаба группы армий «Центр» в Виннице. Гольтерс надеялся вскоре завоевать свое высшее начальство, то есть рейхсмаршала Геринга, для нашего дела и неоднократно говорил: «Наше дело двинется много скорее, чем ваше». Вскоре мы заручились и поддержкой генерала Ашенбреннера, бывшего атташе военно-воздушных сил в Москве, командующего лётчиками-добровольцами. Он побывал в Дабендорфе и у Власова в Далеме. Оба генерала быстро договорились. Ашенбреннер знал Москву и окружение Сталина, и считал, что там есть люди, которых можно было бы, несомненно, привлечь на свою сторону при развороте дела. Они, может быть, и сами сбросили бы Сталина, если бы Гитлер повел иную, не захватническую политику и если бы нацисты не смотрели на советских людей как на уголовников и «унтерменшей». Ашенбреннер назвал целый ряд советских руководителей, которых он считал своими друзьями, среди них – Микояна и Ворошилова. Власов, со своей стороны, знал нескольких крупных генералов, настроенных резко антисталински.
Впоследствии, когда Дабендорф атаковали со всех сторон и генерал восточных войск не пришел нам на помощь, совместно со штабом Гольтерса-Мальцева был подготовлен план переноса лагеря Дабендорф в Пиллау в Восточной Пруссии, под предлогом, что всё учащающиеся воздушные налеты союзников на Берлин мешают учебному процессу. Гелен дал на это свое согласие. План этот не был осуществлен, но тогда мы должны были готовиться к отражению возможных неприятностей.
Наше положение становилось день ото дня труднее. Поздней осенью 1943 года оно стало почти невыносимым.
Дабендорф находился под постоянным обстрелом со стороны явных и скрытых противников, бюрократических и военно-бюрократических, мешавших работе больше, чем авиация союзников. Хотя и падали иногда зажигательные бомбы на бараки лагерного городка, хотя, бывало, срывало взрывами крыши, – все эти внешние повреждения можно было быстро исправить. Роты маршировали к противоосколочным рвам в ближайшем лесу, а после отбоя возвращались в свои помещения. Несколько нарушали расписание дневные налеты авиации, и приходилось продлевать курс обучения.
Наши немецкие враги были, однако, гораздо опаснее. Я уже упоминал ревнивое отношение Восточного министерства в вопросе национальных меньшинств и обвинение власовцев в великорусском шовинизме. Но всё новые и новые нападки СД мешали деятельности руководства и угрожали его личной безопасности. Какие-то неопределимые учреждения СС, СД и различных партийных органов, используя все имевшиеся в их распоряжении средства, старались очернить и оклеветать русских и немецких членов руководства. Непосредственное вмешательство государственных и полицейских органов было пока невозможно, так как дело шло об армейском учреждении, военно-правовой статус которого был бесспорен.
Вот несколько примеров обвинений:
Дабендорф – коммунистическое гнездо. В Дабендорфе – антигерманские и антинационал-социалистические настроения. В Дабендорфе нет ни одного портрета фюрера. Дабендорф – убежище для жидов и поляков, шпионов и уголовников. Дабендорф подпольно держит связь с британской разведкой и с французским резистансом.
В Дабендорфе нет дисциплины, сильно развито пьянство, едят огромное количество чеснока, – и Бог знает какие еще обвинения нам ни бросались, только чтобы дискредитировать наше дело. Даже то, что питание было лучше, чем в германских тыловых частях, ставилось в упрек германскому командованию Дабендорфа.
Все эти обвинения основывались на доносах неопознанных «информаторов».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93