Хотя Розенберг и эта группа военных встретили тогда отпор со стороны Ставки фюрера, теперь, после листовочной акции Смоленского Комитета к поражения под Сталинградом, особенно резко встал вопрос об укреплении фронта и обеспечении безопасности тыла. Розенберг давно уже понял, что необходимо что-то предпринять. Правда, он всё еще был против «великорусской» установки на «единую и неделимую» Россию, но уже склонялся допустить создание разных «национальных комитетов», включая русский «Национальный Комитет». Он не должен был бы стоять над другими как орган «всей России», но мог быть всё же равноправным подобным же комитетам других народов Советского Союза. (О наших дискуссиях по этому вопросу с Власовым я скажу позже.)
Вот почему я и не мог поехать с Власовым.
Но Рённе и без меня позаботился обо всем. Для сопровождения Власова он выделил офицера штаба генерала фон Шенкендорфа, подполковника Шубута (несколько лет проработавшего в Москве при военном атташе генерале Кёстринге), а также капитана Петерсона (моего бывшего начальника в ФХО).
Я знал отношение Петерсона к интересовавшим нас вопросам. И здесь я хочу привести несколько выдержек из его отчета:
«Прежде всего, я дал генералу Власову свой пистолет, – я не мог допустить, чтобы он ехал на фронт без оружия.
Наш первый этап: Белосток-Минск-Смоленск.
Отдел пропаганды штаба группы армий «Центр», возглавляемый майором Костом, взял на себя подготовку поездки. Всё было сделано умело и тактично, и организация поездки была безукоризненной. Население везде оказывало восторженный прием. Собор в Смоленске – русский театр – собрания – массовые митинги – встречи с людьми.
Большое впечатление произвел на Власова прием у генерала фон Шенкендорфа и откровенный разговор с этим смелым поборником общих интересов немецкого и русского народов в борьбе против Сталина… «Замечательный человек!» – сказал Власов после посещения Шенкендорфа.
Власову пришлось во время поездки отвечать и на острые вопросы добровольцев и представителей населения. Например:
Вопрос: Господин генерал, почему после воззвания Смоленского Комитета ничего не слышно об этом Комитете и о вас лично?
Ответ: Россия велика. Словечко «Смоленский» на листовке вы не должны принимать буквально. Но вы же знаете, как было под Сталиным. А обо мне вы вскоре будете слышать больше и чаще. Ведь мы только начинаем.
Вопрос: Почему не распускают колхозы?
Ответ: Быстро ничего не делается. Сперва надо выиграть войну, а тогда уж – земля крестьянам!
Штаб группы армий «Центр» распорядился, чтобы Власову, для его обращения к населению, была предоставлена радиостанция в Бобруйске.
Но за это время на поездку Власова и на ее последствия обратили где-то внимание, вероятно, в ОКВ. Радиообращение Власова было запрещено. Показательно, что немецкий руководитель радиостанции не совсем примирился с запретом и по Бобруйской радиостанции было сказано, что в данный момент в радиостудии находится почетный гость: “Генерал Власов совершает инспекционную поездку по освобожденным областям и передает свои лучшие пожелания всем искренним русским патриотам…”
Добираясь к разным русским частям, мы зачастую проезжали через леса и пустынные места. Порою мы должны были ехать в броневиках или в сопровождении отрядов добровольцев. В этих местах действовали партизаны, о которых несколько месяцев назад не было слышно…
В частях везде – восторженный прием, хорошая дисциплина…
Мы посетили один казачий полк. Большинство личного состава – бывшие красноармейцы, офицеры – старые эмигранты. Власова поразил дух товарищества, царивший в этом полку, несмотря на разнородность его состава.
Перед отъездом Власова командир полка (эмигрант) задал генералу вопрос: как он относится к эмигрантам?
Ответ Власова: Мы все боремся – быть или не быть! Каждый, кто готов рисковать жизнью в борьбе против Сталина, – наш союзник и товарищ, каково бы ни было его происхождение. Но если кто-нибудь примыкает к нам из чисто личных и эгоистических побуждений, – будь то желание получить обратно свои бывшие владения или же стремление хорошо пожить у немцев, как некоторые из бывших красноармейцев, – то таким не место в наших рядах.
Ответ Власова был встречен бурными аплодисментами».
Общий вывод Петерсона из своих впечатлений: «Теперь мы на правильном пути, который может привести нас к политическим и военным успехам».
Власов вернулся в Берлин в приподнятом настроении. Он впервые как свободный человек непосредственно соприкоснулся со своими соотечественниками в занятых областях. Всё пережитое при этом укрепило его в убеждении, что его путь верен. «Если только не слишком поздно», – повторил он уже не в первый раз.
Вместе со своими ближайшими сотрудниками он составил меморандум с целым рядом требований, среди них – отказ от колониальной политики, признание Русского Освободительного Комитета и создание Русской Освободительной Армии под русским командованием, непредрешение вопроса о новом порядке после освобождения от сталинского режима.
Этот меморандум был вручен Гроте в ОКВ/ВПр для передачи дальше по начальству.
Гроте уже знал, что Розенберг вновь потерпел у Гитлера неудачу с предложением о создании национальных комитетов, но настроенные в пользу Власова сотрудники Восточного министерства не признавали еще себя побежденными. «Требования» Власова, из тактических соображений переименованные капитаном Гроте в «предложения», последний передал генералу Веделю и снова в Восточное министерство. Там их, очевидно, и «замариновали».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93