Для Власова и Малышкина эта история была лишним разочарованием. Но мы пришли к выводу, что это и есть та глупость, против которой, в частности, мы боремся и должны продолжать бороться. Позиция Власова осталась неизменной.
Мартин сказал мне, что угроза передать Власова Гестапо вряд ли будет осуществлена, если он не учинит какой-нибудь новый демарш, и добавил:
– Я вас предупредил. Будьте осторожны и – действуйте дальше!
Все это, однако, осложнило дело Гелена. Вскоре после моего возвращения из ОКХ, в Берлин явился сотрудник Отдела ФХО и сообщил, что акция «Просвет» практически сорвана приказом Кейтеля, так как запрет упоминать Власова и Русское Освободительное Движение лишает всю операцию ее главного козыря. Гелен будет вновь искать выхода из положения, а пока что мы в ОКВ/ ВПр и в Дабендорфе при подготовке людей для акции «Просвет» должны быть очень осторожны: «Ни слова об Освободительном Движении! Ни слова о Власове!»
Трухин, с которым я обсуждал положение, сразу схватил сущность:
– Не тревожьтесь! Это наше дело. Мы выход найдем, не прибегая ко лжи. Сейчас нужно избежать открытого столкновения, даже если бы это означало, что надо работать более или менее подпольно.
Чего бы добились немцы и русские вместе, даже еще весной 1943 года, если бы они действовали как лояльные союзники в деле освобождения России и всего мира от большевизма?! Власов и его товарищи знали многих генералов Красной армии. Они знали жертв сталинских чисток. Они знали, на кого они могли рассчитывать как на товарищей в борьбе – не за немецкие интересы, а за свободу России.

* * *

Власов иногда рассказывал нам о своей жизни. Я помню его рассказ о знаменательном для него дне в ноябре 1941 года, когда Сталин назначил его командующим 20-ой армией и поручил остановить движение немцев под Москвой. Он описал напряженное ожидание в приемной, сам прием, подозрительность и сдержанность диктатора, доклады генералов о положении на фронте и затем четкое решение Сталина:
– Я не могу дать вам много солдат, Власов, но порядочно – бывших заключенных. И я даю вам, как и другим моим генералам, полную свободу действий в борьбе с захватчиками. Вы несете и ответственность.
Власов живо обрисовал присутствующих – диктатора, попыхивающего короткой трубкой, генералов, «вездесущего и всеведущего» Маленкова.
Когда он покидал Кремль, он был горд своим назначением и возложенной на него задачей: враг стоял у ворот Москвы. И вдруг он понял, что, приняв на себя ответственность, он полностью отдал себя во власть сталинского каприза. А если его усилия будут напрасны? Проиграть означало не только быть побежденным, а и стать предателем. Они все были предателями – маршалы и генералы Красной армии: Тухачевский, Егоров, Блюхер, Якир, Эйдеман, Корк… А судьей им был Сталин и тот же самый Маленков, может быть, Молотов, Каганович, Булганин – люди, греющиеся в лучах сталинского благоволения. (Власов дал краткое описание каждого из них, а его товарищи добавили кое-какие подробности. У Булганина находили они остатки каких-то человеческих черт.)
– Заметьте себе, господа, – сказал Власов, обращаясь к нам, немцам, – отъявленным врагом режима и изменником родины принципиально считается каждый думающий иначе. Или просто ищут козлов отпущения. Поэтому советские люди выучились внешне соглашаться с требованиями режима. Что они думают и чувствуют, – они тщательно скрывают. Это привело к известной шизофрении – что и есть одно из величайших преступлений большевистских вождей.
Власов рассказал и о Никите Хрущеве, первом секретаре ЦК Украинской компартии, которого он хорошо знал во время своего командования 97-ой армией под Киевом.
– Я сам видел этого пресмыкавшегося сталинского подхалима, как он рвал и метал против врагов и друзей, без различия. И всегда по тем же формулам – контрреволюционеры! меньшевики! эсеры! троцкисты! зиновьевцы! бухаринцы! «Если дело идет о ликвидации предателей, каждый, у кого дрогнет рука или подгибаются колени, – враг народа». Вы можете себе представить, что такое не забывается!
И еще целый ряд имен всплывал при этих разговорах в различном освещении – Ворошилов, Малиновский, Рокоссовский и др. Малышкин, Трухин, Жиленков прибавляли новые имена и подробности. Наши русские друзья знали, к кому в Красной армии они могли (и хотели) обратиться. Но сделать так, чтобы это имело смысл, они могли, только упрочив свои собственные позиции – не как немецкие наемники, а как независимые борцы за свободу, имеющие перед собой ясную цель.
Гелен и Рённе уже давно ощутили все заложенные здесь возможности. Но их старания создать необходимые предпосылки для развития Освободительного Движения оставались безуспешными.

* * *

Кейтель и Йодль были непосредственными начальниками генерала Веделя. Однажды на мой телефон на Викториаштрассе был переведен звонок от Кейтеля, так как Веделя, Мартина и Гроте не было на месте. Ему срочно нужна была справка о генерале Власове. Говорил адъютант Кейтеля:
– Господин фельдмаршал хочет немедленно знать, что, собственно говоря, представляет собою эта «Русская Освободительная Армия?
Я быстро стал соображать. Момент был критический. Неверный шаг мог стать роковым, но надо было и рисковать. Я уже научился у Гроте кое-чему из области так называемой ведомственной дипломатии, хотя мне было еще далеко до него. Я «доложил» в положенно сжатой форме:
– Русская Освободительная Армия в настоящее время есть собирательное обозначение для всех сражающихся в рядах германской армии частей русских добровольцев, которые, аналогично частям других национальностей, различимы уже по соответственным значкам на их форме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93