У него не было удостоверения на право реквизиции, дать расписку на взятых лошадей он также отказался.
– К чему это? – заявил уже «проинструктированный» офицер. – Есть указание, по которому с этими унтерменшами нужно обращаться иначе, чем, скажем, с бельгийцами или французами. А собственность не имеет для русских никакого значения.
И тут приехал фельдмаршал фон Бок. Он сам расследовал этот случай, распорядился взять лишь действительно необходимое количество лошадей и приказал выдать на них расписку. Потом он сказал нам:
– К сожалению, есть приказ, что Женевская конвенция не распространяется на советских граждан и военнопленных, поскольку Советский Союз не примкнул к ней. Жаль! Ведь именно здесь, где право попиралось годами, нам следовало бы его восстановить и поддерживать. Мы – солдаты, и наша задача победить врага, но мы должны придерживаться общепринятых правил ведения войны.
Так впервые узнал я о различных установках по ведению войны на западном и восточном театрах военных действий.
В Борисове германская армия восстановила русскую православную церковь, превращенную большевиками в склад. Армия передала храм для использования по назначению, и не в качестве распространения «опиума для народа», а потому, что действовать таким образом, слава Богу, всегда входило в традиции всех армий. Храм украсили свежей зеленью и цветами, дорожки посыпали песком, а люди надели свои лучшие одежды.
Фельдмаршал фон Бок и его офицеры присутствовали на освящении храма и на молебне. Тысячи людей заполнили площадь перед церковью и прилегающие улицы. Население видело, что и победитель склонился перед Господом, повелителем вселенной.
В тот же день один офицер составил и отправил в Берлин сообщение для прессы о состоявшемся торжестве и о его глубоком воздействии на русское население. Через несколько дней он получил ответ, что о церковных делах писать не следует. Его статья помещена не была.
По вопросу о религии мне хочется добавить, что посещение населением церквей было интенсивным. Многие приносили или приводили крестить детей. Повсеместно не хватало священников, так как большинство их было выслано или уничтожено. Требы частично исполнялись католическими священниками восточного обряда, которые двигались вместе с германской армией на восток.
С переходом штаба фронта в Борисов я уже меньше мог разъезжать. В мою работу входил теперь просмотр фронтовых донесений и опрос военнопленных более высокого ранга. При этом я убедился, что родившиеся в России немцы и пожилые балтийцы, владевшие русским языком, как своим родным, очень быстро входили в подлинный контакт и с военнопленными, и с населением.
Русские не знали, что эти «посредники»-переводчики могли лишь точно передавать дальше наверх то, что они видели. Русские не могли, естественно, даже подозревать, как страдали эти «посредники», когда видели, что «другие немцы» пренебрегают их предостережениями, когда право и человеческое достоинство попирались, когда торжествовали невежество, высокомерие и эгоизм.
Читая донесения, я часто встречал знакомые имена. Это были школьные товарищи или деловые друзья, служившие теперь переводчиками при штабе какой-либо армии, корпуса или дивизии. Некоторые из них писали лично мне, думая, что я, находясь при штабе фронта, могу добиться улучшений. Я понимал их, хлопотал об их делах, но мы, переводчики при штабе фронта, не имели права голоса и почти ничего не могли изменить. В Третьем рейхе посредники были ничто, поскольку стоявшие у власти не желали посредничества.
Я постепенно убеждался, что усилия наших солдат будут напрасными, пока не будет найдено правильное решение политических, экономических и человеческих проблем для оккупационной зоны с ее населением в 50–70 миллионов человек.

Беседы с сыном Сталина и красными командирами

Это убеждение подкреплялось у нас беседами с наиболее видными военнопленными.
Однажды в штаб фронта был доставлен майор Яков Иосифович Джугашвили. Интеллигентное лицо с ярко выраженными грузинскими чертами. Держался он спокойно и корректно. Джугашвили отказался от поставленных перед ним кушаний и вина. Лишь когда он увидел, что Шмидт и я пьем то же самое вино, он взял стакан.
Он рассказал нам, что отец простился с ним, перед его отправкой на фронт, по телефону.
Крайнюю нищету, в которой русский народ живет под советской властью, Джугашвили объяснял необходимостью вооружения страны, так как Советский Союз со времени Октябрьской революции окружен технически высоко развитыми и прекрасно вооруженными империалистическими государствами.
– Вы, немцы, слишком рано на нас напали, – сказал он. – Поэтому вы нашли нас сейчас недостаточно вооруженными и в бедности. Но придет время, когда плоды нашей работы будут идти не только на вооружение, но и на поднятие уровня жизни всех народов Советского Союза.
Он признавал, что время это еще очень далеко и, может быть, придет лишь после победы пролетарской революции во всем мире. Он не верил в возможность компромисса между капитализмом и коммунизмом. Ведь еще Ленин считал сосуществование обеих систем лишь «передышкой». Майор Джугашвили назвал нападение немцев на Советский Союз бандитизмом. В освобождение русского народа немцами он не верил, как и в конечную победу Германии. Русский народ дал выдающихся художников, писателей, музыкантов, ученых…
– А вы смотрите на нас свысока, как на примитивных туземцев какого-нибудь тихоокеанского острова. Я же за короткое время моего пребывания в плену не видел ничего, что побудило бы меня смотреть на вас снизу вверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93