— Он налил мне кофе. — Нужно убираться отсюда.
— Думаешь, будет буря?
— Нам нужно ехать. Старик слаб. Дорога тяжелая.
— И длинная. — Я глотнул кофе и принялся жевать вяленое мясо. — Старик — великий человек.
— Ветер пахнет смертью. Мне это не нравится.
Ветки потрескивали на морозе, слабый ветер крутанул рой снежинок.
— Коротышка? Если старик нас покинет, ты останешься с нами?
Он долго молчал.
— Я вернусь к своему народу. Их мало. Я им нужен.
Он подбросил дров и прислушался.
— Он — великий человек, — повторил я. — Среди нас он всегда будет дома.
Ветер все усиливался и раздувал пламя.
— Мы двинемся в путь пораньше. Через час-другой будем на месте. Примерно час проведем там, а потом можно будет уезжать.
Я взял свой «генри» и ушел от костра в ночь. Звезды, прикрытые вуалью облаков, потускнели. Я замер неподвижно в еловой чаще и прислушался. Ветер все усиливался, из чащи доносилось что-то вроде слабого стона. На голых лапах мертвой ели трепетали остатки жалких коричневых иголок, и даже ветер тут звучал по-другому. Я перебрасывал винчестер из одной руки в другую, грея под мышкой то правую, то левую руку. Лицо онемело от холода. Я вернулся к костру и подбросил в него веток. Все спали.
Я бродил между елями, то и дело останавливаясь, чтобы прислушаться. Вдруг мне захотелось побежать к костру и всех разбудить, чтобы тут же ехать вперед. Что это? Может быть, я чувствую то же самое, что и Коротышка? Что ветер пахнет смертью?
Я отогнал дурные предчувствия и опять принялся греть правую руку, внимательно оглядываясь. Видел я лишь голые полосы снега и черные силуэты деревьев. Над нами маячила вершина Лысой горы. В ночи она казалась неприступной и чуждой.
Никакого движения. Никакого? Я вяло обводил глазами округу. Никакой зверь не вылезет из норы в такую пору. Если что-то и колышется, так это только от ветра. В такие ночи индейцы не нападают, и все же… Молодой шошон ненавидит меня и верит в силу своего амулета.
Я тенью пробирался от одной ели к другой, потом к следующей, кружа вокруг нашей стоянки. Нервно топнула лошадь, и вдруг совершенно бесшумно они возникли из ночи.
Глава 46
Они, как тени, возникли, привидениями на фоне снега, словно из-под земли выросли.
Не раздумывая, я выстрелил от бедра и вроде бы в кого-то попал. Один, похоже, метнулся назад. Следующим выстрелом я подкосил другого, но они оказались слишком близко, и тогда я ударил прикладом в чей-то живот.
Человек рухнул лицом в снег, но тут подбежал еще один. Холодная сталь сверкнула в его руке при свете звезд. Схватив винтовку обеими руками за ствол, я с размаху врезал прикладом ему по руке, а потом ударил в лицо, в челюсть. Раздалось глухое «хрясь!», и он упал мне под ноги.
Тот, что схлопотал прикладом в брюхо, уже поднимался, и я начал было отступать, как вдруг что-то заставило меня обернуться. Холодная сталь полоснула по бедру. Поворот спас меня: я упал на спину в снег на крутой склон, мой. враг навалился сверху. Я перекувырнулся и бросил его через себя. Он покатился вниз по склону.
Винчестер я потерял, но, вставая, выхватил револьвер. И тут рядом грохнуло, чей-то ствол расцвел огнем, и я тоже выстрелил, согнувшись. Пуля попала врагу в пах, он смешно, как лягушка, подскочил и упал, скрючившись.
Пригнувшись, прячась за деревьями, я бросился в сторону нашей стоянки. Слышался басовитый грохот ружья, предназначенного для охоты на бизонов, и молотьба шестизарядного револьвера. Пока что я — вне драки.
Остановившись передохнуть на мгновение, я ощутил холод за воротом, который расстегнулся, когда я падал со склона, и влажность тающего снега на щеке. Рука моя сжимала револьвер, и я пожалел, что я в перчатках. Оружие — продолжение руки, и, когда ты в перчатках, с ним труднее совладать.
Я не шевелился и пытался сообразить, что делать дальше. Идти прямо на стоянку нельзя: движущийся силуэт притягивает пулю. В темноте свои запросто могут принять меня за врага.
Вдруг стрельба прекратилась. Сперва умолкло тяжелое ружье Фоллета, а потом и остальные.
Убиты? Или отбили атаку?
Я стоял в снегу примерно в тридцати ярдах от нашего костра, но под горою, и потому они меня не видели. Наверное, на фоне снега меня можно было принять за обломок древесного ствола. Их было много. Стоит мне только шевельнуться, как я схлопочу выстрел.
Стало совсем тихо. Мой винчестер… Он еще может понадобиться.
Где же оно лежит? Я ударил одного, потом другого, потом отскочил в сторону и упал — вон там, налево отсюда. Должно быть, во время схватки мы забросали винтовку снегом, а снегу там не меньше, чем на целый фут.
Горы излучали покой. Мерзли пальцы. Скалы надо мной казались черными и зловещими. Я осторожно провел правой рукой по телу и сунул ее под мышку. Одними глазами, не поворачиваясь, обшарил склон. Везде снег, только валуны торчат. У подножия скалы — каша из обломков камней и бурелома.
Сделал шаг в сторону и подождал — ничего не случилось. Еще шагнул, а потом присел на корточки, спрятавшись за сухими стволами, и стал вглядываться в снег: не заблестит ли где металл. Я искал винчестер. Должно быть, оно лежит дальше. Вспомнил, что, когда падал, попал плечом в мягкий снег.
Где же тот индеец, который летел через меня по склону? Внизу, среди деревьев — ловит момент, чтобы выстрелить? Или же они ушли?
Нападение было внезапным, но застать нас врасплох им не удалось, потому что мой первый выстрел поднял всех на ноги. Кажется, на мой выстрел наложился звук еще двух, значит, у костра заметили нападение одновременно со мной. Небо вокруг Лысой горы светлело и наливалось голубизной.
Холод! Дикая стужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95