– Наверное, это северное сияние приветствует нашего нового ребенка, который скоро увидит свет. Пожалуй, мне надо вернуться в дом.
Она бы упала, если бы Карлсефни не поддержал ее. Он внес ее в спальню и положил на кровать, крикнув Эльфрид и послал за соседками. Гудрид лежала не шевелясь, обессилев от начавшихся схваток. Ей было все равно, кто будет принимать роды, и она уже давно чувствовала себя уставшей, а теперь боль и вовсе похитила у нее последние силы.
Никто не осмеливался перенести роженицу в более удобное место. Сильные, умелые руки помогали ей рожать. Она не знала, чьи это руки, ибо всякий раз, когда открывала глаза, она видела перед собой только кровавую пелену и испытывала невыносимую боль, так что даже не могла разобрать, что говорят окружившие ее люди.
Потом она почувствовала, что кто-то дал ей питье, которое вернуло ей силы, а к груди ее приложили новорожденного. В полубреду она ощутила крошечное тельце, плотное завернутое в пеленки, жадный ротик, схвативший ее грудь. Неужели это ее малыш? Две женщины собирались уже приподнять ей ноги, чтобы подстелить сухой мох.
– Плохо, что у нее такое кровотечение, – произнес голос, который Гудрид не узнала.
– Послед был целым. Если она будет лежать спокойно, то справится сама.
Последний голос звучал резко, сухо – словно у старой Торунн, подумала Гудрид и закрыла глаза. Ей мешал свет жировой лампы у изголовья.
А суровый голос продолжал:
– Настало время моему сыну наречь ребенка именем.
Кто-то взял ребенка из рук Гудрид, и Карлсефни произнес:
– Гудрид, твоя очередь выбрать имя для нашего мальчика.
Она с усилием открыла глаза и встретилась с заботливым взглядом Карлсефни. Облизнув губы, она тихо, но отчетливо произнесла:
– Торбьёрн, в честь моего отца.
Карлсефни радовался своему второму сыну так же, как и первенцу, но Гудрид казалось, что обе привязанности стоят так далеко друг от друга во времени и пространстве, что никак не сочетаются друг с другом. И когда ей вновь дали маленького Торбьёрна, она подняла глаза и увидела, как над ней склонилась Торунн, поправляя ей одеяло. Уже засыпая, она услышала ее голос:
– Я бы выбрала имя Торд, в честь моего мужа.
«Мне все равно, – промелькнуло в голове Гудрид. – Главное, что я родила Карлсефни еще одного сына».
ВСТРЕЧА С ГУДРУН ДОЧЕРЬЮ ОСВИВРА

Между Гудрид и ее свекровью отныне царила дружба. Торунн пожелала сама подыскать для Торбьёрна кормилицу и воспитать его на Рябиновом Хуторе, но Гудрид, узнав об этом от Карлсефни, отклонила это предложение. Она еще способна выкормить своего ребенка, и нити, привязывающие ее к Торбьёрну, ничуть не слабее, чем ее привязанность к Снорри. И она хотела, чтобы второй сын был с нею в Глаумбере.
Карлсефни не противился ей и сказал также, что нет никакой спешки в том, чтобы отдавать сыновей куда-то на воспитание или крестить Торбьёрна. Они могут попросить об этом самого епископа – Бернхарда Книжника, – когда он приедет на север, чтобы летом освятить церкви и рукоположить местных священников. Епископ будет поважнее того священника, который живет в Хове у Халльдора и который выглядит таким тщедушным, что и комара не окрестит.
Гудрид не была на альтинге: Карлсефни запретил ей ехать с ним, потому что она была еще слишком слаба после рождения Торбьёрна. Прежде чем уехать на альтинг, Карлсефни дал старшему сыну в воспитатели надсмотрщика Арнкеля, и тот подарил мальчику щенка, Снорри едва заметил, что отец уехал, настолько он был поглощен своей зверюшкой.
– Мне нужно немного воды, и тогда я нареку щенка именем Гудмунд! – заявил Снорри.
– Гудмунд? – в смятении переспросила Гудрид.
– Конечно, – терпеливо, с отцовскими интонациями ответил Снорри. – Папа говорит, что Гудмунд сын Торда спас мне жизнь, когда я чуть не утонул, а теперь я хочу спасти его и вытащить из воды.
Направляясь к дому, чтобы положить Торбьёрна в люльку, Гудрид виновато думала о том, что ни разу за последний год не вспомнила о Гудмунде сыне Торда, хотя он и спас ее сына, да и ей самой дал почувствовать себя желанной и любимой… Но потом она припомнила, что произошло на чердаке и те слова, которые он сказал ей на прощание, и кровь прилила к ее щекам. Она понимала, почему старалась вытеснить его образ из памяти. Он показал ей, что в ней самой таится что-то дикое, пугающее, внезапное, как сама Фрейя.
Карлсефни со свитой вернулся с альтинга домой и рассказал много нового.
– Что слышно о Гренландии? – спросила у него Гудрид.
– Ничего особенного. Никто не знает в точности, что там происходит, пока Фрейдис с Торвардом были в Виноградной Стране. Насколько мне известно, они вернулись домой с поредевшей командой и поговаривали о колдовстве, ссорах, убийствах и сожжениях. Гренландцы твердо уверены, что скрелинги заколдовали Виноградную Страну, и потому у людей пропала всякая охота ехать в наши дома в Винланде. Во всяком случае, Лейв просто приходит в ярость, когда кто-нибудь заводит с ним разговор об этом!
Гудрид мысленно видела перед собой дома, которые она с другими женщинами оставила в превосходном состоянии. А Карлсефни продолжал:
– Морской хёвдинг еще рассказал мне, что Торкатла снова овдовела прошлой весной и просила взять ее с собой в Исландию, чтобы прожить остаток жизни у нас, но он посчитал, что она слишком стара и немощна для столь долгого путешествия.
– Да, Гренландия лежит далеко, – задумчиво произнесла Гудрид. Ей тяжко было осознавать, что она ничем не может помочь Торкатле… А потом она прибавила: – Наверное, именно туда следовало бы уехать Греттиру Могучему!
– В таком случае, плохо бы пришлось нашим друзьям в Гренландии!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131