— Но…
— Если ты ответишь правильно, то сможешь сам дать ему это средство. Им заряжен пурпурный дротик, который ты бросил в коридоре — помнишь?
— Помню. Прочти мне свои стихи.
Воин-поэт заглянул в глаза Хануману.
— Плохо дело. Твой друг миновал свой момент. Теперь мы никогда не узнаем, что могло бы быть возможным… для него.
— Загадывай же стихи, пока еще не поздно.
Воин-поэт кивнул и достал из бокового кармана камелайки иглу с розовым наконечником.
— Стань, пожалуйста, спиной к перилам, рядом со своим другом.
Данло стал бок о бок с Хануманом, и чугун надавил на его позвоночник. Позади него спускались вниз ступени, шипел пар и булькала в трубах вода.
— Ты ведь не станешь меня связывать… этим жгучим волокном?
— Нет. — Воин-поэт стоял перед Данло, глаза в глаза, и его дыхание пахло медом и апельсинами. — У меня его больше не осталось.
— Тогда почему я не могу стоять просто так, без яда?
Воин-поэт левой рукой поднес парализующую иглу к шее Данло — в правой он держал нож.
— Если ты не сумеешь закончить стихи, то, возможно, захочешь убежать.
— Не стану я убегать.
— Или начнешь бороться, чтобы избежать экканы. — Воин-поэт кивнул на Ханумана. — Ты ведь видел, как эккана лижет душу языками пламени.
— Да, видел. Но разве нельзя… достичь момента возможного без экканы?
Воин-поэт, не сводя с Данло пристального взгляда, улыбнулся.
— Может быть, и можно. Посмотрим.
Данло, чувствуя рядом плечо Ханумана, ощупью нашел его руку, горячую и скользкую от крови. Крепко сжав ее, он сказал:
— Говори же свои стихи.
Воин-поэт, почти касаясь грудью его груди, приставил иглу к горлу Данло и нацелился ножом ему в глаз.
— Ты любишь поэзию, молодой Данло? Ты знаешь много стихов?
Услышав этот вопрос, Хануман ожил. Он визгливо засмеялся и дважды сжал руку Данло, напоминая ему секретным кодом о тех ночах, когда тот заучивал стихи для Педара.
— Да, кое-какие знаю. — Данло умолчал о том, что за последние полгода выучил около двенадцати тысяч стихотворений.
— Теперь мало кто сохранил вкус к поэзии. А ведь когда-то она была душой цивилизации.
— Мой отец… любил поэзию, — ответил Данло, не зная, что сказать.
— Это известно. Рингесс как-то сказал, что стихи — это мечты вселенной, кристаллизовавшиеся в слова.
— А поэты — та часть вселенной, которая предается мечтам?
— Верно. Но мечты, как ни печально, порой губят мечтателя. За совершенство слов расплачиваются сломанными жизнями.
Данло, несмотря на чрезвычайность ситуации, улыбнулся.
Самый большой парадокс воинов-поэтов — это, пожалуй, то, что ради достижения момента возможного они пользуются не только ножами, но еще и стихами.
— Сейчас я прочту тебе начальные строки одного стихотворения, старого-престарого — готов ли ты услышать их, Данло ви Соли Рингесс?
Хануман внезапно стиснул руку Данло, словно цепляясь за камень на краю пропасти.
— Да, — сказал Данло. — Читай.
И воин-поэт, шевеля губами в нескольких дюймах от лица
Данло, произнес звонким сильным голосом:
Свет священный детских лет,
Негасимый ясный свет!
Как счастлив я…
Данло, слушая эти полные совершенства слова, смотрел на огненные шары, заливавшие лестницу своим ярким светом.
Свет падал на лицо воина-поэта и окрашивал каждый камень и каждую полоску раствора в стене цветами кобальта, лаванды и розы. Данло, под впечатлением этой красоты и совершенства, улыбнулся, глядя в глаза воину-поэту.
— Ты хорошо расслышал, молодой Данло? Я повторю еще раз — слушай как следует:
Свет священный детских лет,
Негасимый ясный свет!
Как счастлив я…
Слова лились в уши Данло чудесной золотой музыкой. Ему можно было и не слушать их во второй раз. Он превосходно помнил все стихи, которые знал наизусть, и после первого же прочтения понял, что этих стихов не знает.
— Тебе остается прочесть четвертую строку. — Воин-поэт приблизил нож еще на полдюйма к глазу Данло. — Ты ее знаешь?
Твердая маленькая рука Ханумана дрогнула в руке Данло.
— Скажи ему, Данло. Скажи.
Данло видел теперь, что лицо Ханумана тоже прекрасно и что оно играет всеми красками надежды. Хануман был уверен, что он знает стихотворение. В этот момент он верил, что Данло знает все стихи во вселенной.
— Ну, говори же!
Данло покрепче сжал его руку, набрал воздуха и прочел сам:
Свет священный детских лет,
Негасимый ясный свет!
Как счастлив я…
И его голос затих, уходя в бесконечность. Данло надеялся, что он ошибается, что стихотворение еще отыщется в памяти, как алмаз среди груд простого камня. Он надеялся, что одно совершенное слово повлечет за собой другое, и он, произнеся строфу с самого начала, вспомнит ее конец. Но как можно вспомнить то, чего никогда не знал?
— Я прочту стихи в третий раз, — сказал воин-поэт. — В третий и в последний. Если ты не сможешь закончить, то должен будешь приготовиться к своему моменту.
Свет священный детских лет,
Негасимый ясный свет!
Как счастлив я…
— Так что же, Данло ви Соли Рингесс?
Длинные ногти Ханумана впились ему в ладонь. Кровь закапала вниз, и нельзя было понять, чья она — Ханумана или его.
— Данло, Данло, — прошептал Хануман с обезумевшими от боли глазами. — Ну пожалуйста.
Данло остро ощущал запах масла каны и горько-сладкое дыхание поэта. В мире не осталось ничего, кроме гортанных стонов Ханумана, собственного глубокого дыхания и серебристого блеска иглы и ножа. Голова была пуста, как чернота между звездами. В ней не было ничего — и было все. Был свет огненных шаров, отражающийся от полированного базальта красивыми волнами. В свете всегда есть что-то дикое и странное, как будто несметные миллионы его фотонов несут с собой память о далеких звездах и иных временах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245