ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Только через несколько часов улицы замерзнут снова. Хануман, хотя было довольно тепло, надел парадную форму цефика и накинул на плечи меховую накидку. Мареново-оранжевый цвет его одежды был, по правде сказать, отвратителен, и Хануман — с его-то светлыми глазами и песочными волосами — выглядел в ней не лучшим образом. Оранжевое придавало его молочно-белой коже болезненный оттенок, и она походила на бумажный абажур, плохо скрывающий горящий внутри огонь.
Он то и дело покашливал в перчатку — рак легких не поддавался полному излечению. Он уже стал взрослым — им с Данло исполнился двадцать один год, — но так и остался слишком хрупким.
— Давай прокатимся по Серпантину, — сказал Данло. — В это время там прогуливаются самые красивые женщины.
Данло тоже был худ, но худобой дикого зверя, любящего ветер, небо, движение и берущего от мира только то, что необходимо для жизни. За прошедшие пять лет он еще больше окреп и подрос, отрастил бороду, как у взрослого алалоя, и буйная черная грива, длинная и спутанная, как трава в тундре, ниспадала ему на плечи. Белое перо Агиры по-прежнему торчало у него в волосах. Сняв с себя белую шапочку-борховку, он перестал подчиняться каким бы то ни было правилам. Плотно облегающая его черная камелайка годилась для хоккея, но никак не для вечера, где собирались сливки невернесского общества.
Когда Хануман попенял ему за столь неподходящий наряд, он только улыбнулся и промолчал. По льду он двигался легко, как морская птица, скользящая сквозь холодные воздушные потоки.
Они пробирались между толпами на Серпантине, этой самой длинной из ледянок, вьющейся через весь Город, от Эльфовых Садов до Западного Берега. Пару раз они останавливались полюбоваться на красивых женщин. В основном это были молодые астриерки, которых родители отправляли гулять, нарядив в красивые шубки или кимоно, надеясь, что они подцепят богатого жениха-аристократа — последние собирались по вечерам в верхней части Серпантина.
— Каждая из них — просто прелесть, — объявил Данло. Он засмотрелся на девушку в зеленом кимоно, ехавшую под руки с двумя другими — возможно, ее сестрами. Астриеры стараются не общаться ни с кем вне своей секты, а уж тем более с пилотами Ордена, которым обет запрещает жениться, но когда Данло улыбнулся девушке, она застенчиво наклонила голову и улыбнулась ему в ответ.
— Любовь к женщинам тебя погубит, — заметил Хануман.
— Ты это и о другом говорил, Хану, однако я пока еще жив.
— И будешь жив, пока не умрешь.
Данло впитывал в себя уличные ощущения: тихие голоса, шорох дорогих тканей, задевающих его в толкотне, блеск начищенных ботинок и коньков, запахи мокрого льда, изысканных духов и пота.
— Я всегда признавал, что Бардо — человек опасный, — сказал он Хануману, — по крайней мере для меня. Может, поговорим об этом?
— Почему нет? Ты ведь любишь опасности всякого рода.
Данло потер багровый шрам над глазом и улыбнулся.
— По-моему, Бардо пытается ввести что-то истинно новое. Вспомнить Старшую Эдду — благородная задача, правда? Ордену следовало бы возглавить этот эксперимент — мнемоникам Ордена. А не объявлять бойкот собраниям у Бардо, как, по слухам, собираются сделать.
— Ты думал, Орден будет поощрять претензии нового культа?
— Культ ли это? Никаких религиозных идей Бардо за собой не признает.
— Чем громче он это отрицает, тем больше себя выдает.
— Иногда мне думается, что цивилизованным людям просто необходима новая религия. Они так несчастны. Так мертвы внутри, так потеряны.
— Никогда не понимал этой твоей страсти к религиям.
— Это потому, что твоим единственным религиозным опытом был эдеизм.
— Другого мне не требуется.
— А вот я, — засмеялся Данло, — тихист и холист, и Архитектор, и суфий, и дзен-буддист, и фравашист, а может, даже будущий алалойский шаман. Должно быть, временами я здорово тебя раздражаю.
Хануман направил его к пустому обогревательному павильону, где они могли побыть наедине.
— Да, раздражаешь, ты, как-никак, мой друг.
— Если Бардо действительно нашел способ вспомнить Старшую Эдду, то это не религия, а ценный опыт.
— Бардо и его кружок определенно что-то вспомнили, это несомненно. Но Старшая Эдда? Ты действительно веришь, что какие-то инопланетяне — или боги — закодировали свои тайны в человеческих хромосомах?
— Почему бы и нет? — улыбнулся Данло.
— Мне казалось, что верить — это не в твоем стиле. «Верования — веки разума», — так ведь говорят твои фраваши? И учат ни во что не верить?
— Да, — с той же улыбкой подтвердил Данло, — включая и веру в то, что верить ни во что не надо.
— Ты меня поражаешь. — Хануман откашлялся и покачал головой. — Просто поражаешь. Не следует ли мне заключить, что ты готов принять и этот «ценный опыт», который Бардо будто бы предлагает всем и каждому?
Данло, уже смеясь, положил руку на плечо Ханумана, утопив черную перчатку в оранжевой меховой накидке.
— Да, я приму его, но только на время. Возможно, всего лишь на одну ночь.
Хануман слегка улыбнулся, но его лицо тут же стало замкнутым.
— Я боюсь, что Бардо захочет использовать тебя.
— Бардо всех использует. В противном случае он не был бы Бардо.
— Но ты — сын Мэллори Рингесса. Одно твое присутствие придаст вес его сборищам, сам знаешь.
— Да, я это сознаю. А вот сознаешь ли ты, что Бардо и тебя может использовать?
— Потому что я теперь цефик?
— Да.
— Ну что ж, мы, цефики, тоже кое-что умеем и не настолько испорчены, как тебе представляется. Возможно, небольшое количество цефической нейрологики убедит Бардо не возмущать своих сторонников и удержит его в пределах здравого смысла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245
Он то и дело покашливал в перчатку — рак легких не поддавался полному излечению. Он уже стал взрослым — им с Данло исполнился двадцать один год, — но так и остался слишком хрупким.
— Давай прокатимся по Серпантину, — сказал Данло. — В это время там прогуливаются самые красивые женщины.
Данло тоже был худ, но худобой дикого зверя, любящего ветер, небо, движение и берущего от мира только то, что необходимо для жизни. За прошедшие пять лет он еще больше окреп и подрос, отрастил бороду, как у взрослого алалоя, и буйная черная грива, длинная и спутанная, как трава в тундре, ниспадала ему на плечи. Белое перо Агиры по-прежнему торчало у него в волосах. Сняв с себя белую шапочку-борховку, он перестал подчиняться каким бы то ни было правилам. Плотно облегающая его черная камелайка годилась для хоккея, но никак не для вечера, где собирались сливки невернесского общества.
Когда Хануман попенял ему за столь неподходящий наряд, он только улыбнулся и промолчал. По льду он двигался легко, как морская птица, скользящая сквозь холодные воздушные потоки.
Они пробирались между толпами на Серпантине, этой самой длинной из ледянок, вьющейся через весь Город, от Эльфовых Садов до Западного Берега. Пару раз они останавливались полюбоваться на красивых женщин. В основном это были молодые астриерки, которых родители отправляли гулять, нарядив в красивые шубки или кимоно, надеясь, что они подцепят богатого жениха-аристократа — последние собирались по вечерам в верхней части Серпантина.
— Каждая из них — просто прелесть, — объявил Данло. Он засмотрелся на девушку в зеленом кимоно, ехавшую под руки с двумя другими — возможно, ее сестрами. Астриеры стараются не общаться ни с кем вне своей секты, а уж тем более с пилотами Ордена, которым обет запрещает жениться, но когда Данло улыбнулся девушке, она застенчиво наклонила голову и улыбнулась ему в ответ.
— Любовь к женщинам тебя погубит, — заметил Хануман.
— Ты это и о другом говорил, Хану, однако я пока еще жив.
— И будешь жив, пока не умрешь.
Данло впитывал в себя уличные ощущения: тихие голоса, шорох дорогих тканей, задевающих его в толкотне, блеск начищенных ботинок и коньков, запахи мокрого льда, изысканных духов и пота.
— Я всегда признавал, что Бардо — человек опасный, — сказал он Хануману, — по крайней мере для меня. Может, поговорим об этом?
— Почему нет? Ты ведь любишь опасности всякого рода.
Данло потер багровый шрам над глазом и улыбнулся.
— По-моему, Бардо пытается ввести что-то истинно новое. Вспомнить Старшую Эдду — благородная задача, правда? Ордену следовало бы возглавить этот эксперимент — мнемоникам Ордена. А не объявлять бойкот собраниям у Бардо, как, по слухам, собираются сделать.
— Ты думал, Орден будет поощрять претензии нового культа?
— Культ ли это? Никаких религиозных идей Бардо за собой не признает.
— Чем громче он это отрицает, тем больше себя выдает.
— Иногда мне думается, что цивилизованным людям просто необходима новая религия. Они так несчастны. Так мертвы внутри, так потеряны.
— Никогда не понимал этой твоей страсти к религиям.
— Это потому, что твоим единственным религиозным опытом был эдеизм.
— Другого мне не требуется.
— А вот я, — засмеялся Данло, — тихист и холист, и Архитектор, и суфий, и дзен-буддист, и фравашист, а может, даже будущий алалойский шаман. Должно быть, временами я здорово тебя раздражаю.
Хануман направил его к пустому обогревательному павильону, где они могли побыть наедине.
— Да, раздражаешь, ты, как-никак, мой друг.
— Если Бардо действительно нашел способ вспомнить Старшую Эдду, то это не религия, а ценный опыт.
— Бардо и его кружок определенно что-то вспомнили, это несомненно. Но Старшая Эдда? Ты действительно веришь, что какие-то инопланетяне — или боги — закодировали свои тайны в человеческих хромосомах?
— Почему бы и нет? — улыбнулся Данло.
— Мне казалось, что верить — это не в твоем стиле. «Верования — веки разума», — так ведь говорят твои фраваши? И учат ни во что не верить?
— Да, — с той же улыбкой подтвердил Данло, — включая и веру в то, что верить ни во что не надо.
— Ты меня поражаешь. — Хануман откашлялся и покачал головой. — Просто поражаешь. Не следует ли мне заключить, что ты готов принять и этот «ценный опыт», который Бардо будто бы предлагает всем и каждому?
Данло, уже смеясь, положил руку на плечо Ханумана, утопив черную перчатку в оранжевой меховой накидке.
— Да, я приму его, но только на время. Возможно, всего лишь на одну ночь.
Хануман слегка улыбнулся, но его лицо тут же стало замкнутым.
— Я боюсь, что Бардо захочет использовать тебя.
— Бардо всех использует. В противном случае он не был бы Бардо.
— Но ты — сын Мэллори Рингесса. Одно твое присутствие придаст вес его сборищам, сам знаешь.
— Да, я это сознаю. А вот сознаешь ли ты, что Бардо и тебя может использовать?
— Потому что я теперь цефик?
— Да.
— Ну что ж, мы, цефики, тоже кое-что умеем и не настолько испорчены, как тебе представляется. Возможно, небольшое количество цефической нейрологики убедит Бардо не возмущать своих сторонников и удержит его в пределах здравого смысла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245