ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Поднявшись наконец, освеженный и с ясной головой, он увидел, как Хануман мается, впервые попробовав тоалач, и сказал:
— Сон — это блаженство, правда? Разве может Педар навредить мне, пока я способен уходить в сон?
Третьим из того, что спасало Данло, была растущая любовь Ханумана. По скрытности своей натуры тот не проявлял своей любви открыто, посредством слов или шлепков по спине, как это водилось у других мальчишек. Но Хануман имел сто других способов, чтобы выразить связывавшее их чувство. Быстрый обмен взглядами или легкий наклон головы без слов говорили Данло, как дороги Хануману его веселость, его любовь к жизни, его необузданный нрав. Этой последней, дикой и опасной стороной натуры Данло Хануман не уставал восхищаться, хотя именно из-за этой дикости Данло чуть было не утопил его в горячем бассейне. Много лет спустя, когда их отношения из любви переросли в глубокое и жуткое взаимное понимание, Хануман записал в своем вселенском компьютере: «Я любил смотреть, как Данло бегает на коньках. О, с какой ясностью помнится мне, как он чуть ли не вспарывал лед на дорожках Борхи! Эти горько-сладкие образы невозможно забыть: его сверкающие на солнце коньки, его мускулы, вздувающиеся под камелайкой. И эта быстрота, эта глубина его глаз, когда он перерабатывал информацию — мельчайшие перемены температуры, оттенки цвета и твердости льда, недоступные другим. Его шаг был легок и скор — молниеносен, можно сказать, но в ногах всегда присутствовала сила, гибкая и непредсказуемая. Мадхава ли Шинг говорил, что он выпендривается, но это неправда — он просто любил бегать с повышенной скоростью. Не странно ли, как много говорят о человеке его движения? Душа и личность — самые трудноопределимые из всех понятий, но я сразу прозрел в душе Данло то, что притягивало и одновременно отталкивало меня: его силу и страстность. Он был более неистов, чем я, и прекрасен в своем невежестве, как та белая сова, с которой он всегда брал пример. И это всегда меня ужасало. Нет ничего ужаснее человека, наделенного невинностью, дикостью и грацией животного». Но больше всего Ханумана восхищали мужество Данло и решимость терпеть издевательства Педара. Воля, позволяющая человеку возобладать над собой, всегда казалась Хануману уникальным, божественным свойством.
Но воля проистекает из жизни, а Хануман хорошо помнил, какая это хрупкая штука — жизнь. Поэтому он, движимый любовью и дружбой, втайне поклялся сделать все, чтобы сохранить жизнь Данло и уберечь его от плохого.
В сорок девятый день глубокой зимы Педар, вызвав Данло в медитативную комнату, заявил ему:
— Мне не нравится твой дружок.
Данло, стоя на одном из ковриков в ненавистной ему коленопреклоненной позе, смотрел на красивые, черные с красным стены и любовался завитками и волокнами панелей из дерева джи. Здесь было тихо и хорошо пахло — Данло наслаждался бы пребыванием в этой комнате, если бы не мучения, которым он в ней подвергался.
— Который из них, о Вдохновенный?
— Хануман ли Тош, — рявкнул Педар. — Мне не нравится, как он на меня смотрит.
— Как же он смотрит на тебя, о Вдохновенный?
— Мне это надоело. Зови меня «Всеведущий».
— Хорошо, о Всеведущий.
— Твой дружок смотрит на меня как на старинную статую. Хуже того — как на скутари или на какого-то другого гнусного инопланетянина. А когда я встречаюсь с ним на лестнице, он вообще на меня не смотрит — это уж из рук вон.
— Возможно, он не выносит вида твоих прыщей, о Всеведущий.
Услышав это, Педар побагровел от ярости, и его прыщи налились кровью, а Данло не сдержал бунтарской, насмешливой улыбки, которую он перенял в доме Старого Отца. Ахимса, как он понимал ее, требовала лишь не причинять человеку ни телесного, ни духовного вреда. Фравашийская традиция не запрещала причинять кому-то моральную боль, помогающую что-то понять.
Данло даже нравились эти словесные поединки с Педаром.
В глубине души он продолжал его ненавидеть. А еще глубже, в темной и неосознанной части его существа — в самых его генах, — ревело, как океан, стремление уничтожить то, что он ненавидел.
— Что ты сказал?! — Педар уже занес кулак, чтобы стукнуть Данло по голове, но вспомнил, должно быть, что за такое могут исключить из Ордена, и хлопнул кулаком по ладони.
— Великолепие твоего лица…
— Ладно, ладно, дикий мальчик. Не хочешь вести себя как следует — тем хуже. Будешь сегодня вечером думать о правилах поведения, пока не отмоешь весь пол в купальне.
— Спасибо тебе!
— Это за что же?
— За возможность попрактиковаться в сдержанности. Спасибо тебе, о Прыщеносец!
В ту ночь Данло скреб полы в купальне первого этажа — вернее, соскребал черную грязь, набившуюся между плитками.
Педар не дал ему ни щетки, ни моющих средств, и Данло использовал для этого свои длинные ногти. К утру он обработал только двести из 12 608 плиток пола, обломав себе почти все ногти и вывозившись в липкой, дурно пахнущей грязи.
— Будешь приходить сюда каждую ночь, пока не закончишь, — распорядился Педар, проверив его работу. Слабый утренний свет сочился серебром сквозь замерзшее окно в восточной стене. — Понял?
Данло зевнул, улыбнулся и ответил:
— Я понял, о Прыщеносец.
Тем же утром Хануман в отчаянии крикнул:
— Да ведь это же невыполнимо!
Его ярость отражала чувства других первогодков. Мадхава ли Шинг ужаснулся, узнав об этом «приговоре», как он выразился. Он был мал ростом, меньше даже, чем Хануман, но в его черных миндалевидных глазах читалось саркастическое высокомерие правящего академического класса планеты Шинг.
— Это вопиющая несправедливость, — изрек он в своей спокойной, невозмутимой манере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245
— Сон — это блаженство, правда? Разве может Педар навредить мне, пока я способен уходить в сон?
Третьим из того, что спасало Данло, была растущая любовь Ханумана. По скрытности своей натуры тот не проявлял своей любви открыто, посредством слов или шлепков по спине, как это водилось у других мальчишек. Но Хануман имел сто других способов, чтобы выразить связывавшее их чувство. Быстрый обмен взглядами или легкий наклон головы без слов говорили Данло, как дороги Хануману его веселость, его любовь к жизни, его необузданный нрав. Этой последней, дикой и опасной стороной натуры Данло Хануман не уставал восхищаться, хотя именно из-за этой дикости Данло чуть было не утопил его в горячем бассейне. Много лет спустя, когда их отношения из любви переросли в глубокое и жуткое взаимное понимание, Хануман записал в своем вселенском компьютере: «Я любил смотреть, как Данло бегает на коньках. О, с какой ясностью помнится мне, как он чуть ли не вспарывал лед на дорожках Борхи! Эти горько-сладкие образы невозможно забыть: его сверкающие на солнце коньки, его мускулы, вздувающиеся под камелайкой. И эта быстрота, эта глубина его глаз, когда он перерабатывал информацию — мельчайшие перемены температуры, оттенки цвета и твердости льда, недоступные другим. Его шаг был легок и скор — молниеносен, можно сказать, но в ногах всегда присутствовала сила, гибкая и непредсказуемая. Мадхава ли Шинг говорил, что он выпендривается, но это неправда — он просто любил бегать с повышенной скоростью. Не странно ли, как много говорят о человеке его движения? Душа и личность — самые трудноопределимые из всех понятий, но я сразу прозрел в душе Данло то, что притягивало и одновременно отталкивало меня: его силу и страстность. Он был более неистов, чем я, и прекрасен в своем невежестве, как та белая сова, с которой он всегда брал пример. И это всегда меня ужасало. Нет ничего ужаснее человека, наделенного невинностью, дикостью и грацией животного». Но больше всего Ханумана восхищали мужество Данло и решимость терпеть издевательства Педара. Воля, позволяющая человеку возобладать над собой, всегда казалась Хануману уникальным, божественным свойством.
Но воля проистекает из жизни, а Хануман хорошо помнил, какая это хрупкая штука — жизнь. Поэтому он, движимый любовью и дружбой, втайне поклялся сделать все, чтобы сохранить жизнь Данло и уберечь его от плохого.
В сорок девятый день глубокой зимы Педар, вызвав Данло в медитативную комнату, заявил ему:
— Мне не нравится твой дружок.
Данло, стоя на одном из ковриков в ненавистной ему коленопреклоненной позе, смотрел на красивые, черные с красным стены и любовался завитками и волокнами панелей из дерева джи. Здесь было тихо и хорошо пахло — Данло наслаждался бы пребыванием в этой комнате, если бы не мучения, которым он в ней подвергался.
— Который из них, о Вдохновенный?
— Хануман ли Тош, — рявкнул Педар. — Мне не нравится, как он на меня смотрит.
— Как же он смотрит на тебя, о Вдохновенный?
— Мне это надоело. Зови меня «Всеведущий».
— Хорошо, о Всеведущий.
— Твой дружок смотрит на меня как на старинную статую. Хуже того — как на скутари или на какого-то другого гнусного инопланетянина. А когда я встречаюсь с ним на лестнице, он вообще на меня не смотрит — это уж из рук вон.
— Возможно, он не выносит вида твоих прыщей, о Всеведущий.
Услышав это, Педар побагровел от ярости, и его прыщи налились кровью, а Данло не сдержал бунтарской, насмешливой улыбки, которую он перенял в доме Старого Отца. Ахимса, как он понимал ее, требовала лишь не причинять человеку ни телесного, ни духовного вреда. Фравашийская традиция не запрещала причинять кому-то моральную боль, помогающую что-то понять.
Данло даже нравились эти словесные поединки с Педаром.
В глубине души он продолжал его ненавидеть. А еще глубже, в темной и неосознанной части его существа — в самых его генах, — ревело, как океан, стремление уничтожить то, что он ненавидел.
— Что ты сказал?! — Педар уже занес кулак, чтобы стукнуть Данло по голове, но вспомнил, должно быть, что за такое могут исключить из Ордена, и хлопнул кулаком по ладони.
— Великолепие твоего лица…
— Ладно, ладно, дикий мальчик. Не хочешь вести себя как следует — тем хуже. Будешь сегодня вечером думать о правилах поведения, пока не отмоешь весь пол в купальне.
— Спасибо тебе!
— Это за что же?
— За возможность попрактиковаться в сдержанности. Спасибо тебе, о Прыщеносец!
В ту ночь Данло скреб полы в купальне первого этажа — вернее, соскребал черную грязь, набившуюся между плитками.
Педар не дал ему ни щетки, ни моющих средств, и Данло использовал для этого свои длинные ногти. К утру он обработал только двести из 12 608 плиток пола, обломав себе почти все ногти и вывозившись в липкой, дурно пахнущей грязи.
— Будешь приходить сюда каждую ночь, пока не закончишь, — распорядился Педар, проверив его работу. Слабый утренний свет сочился серебром сквозь замерзшее окно в восточной стене. — Понял?
Данло зевнул, улыбнулся и ответил:
— Я понял, о Прыщеносец.
Тем же утром Хануман в отчаянии крикнул:
— Да ведь это же невыполнимо!
Его ярость отражала чувства других первогодков. Мадхава ли Шинг ужаснулся, узнав об этом «приговоре», как он выразился. Он был мал ростом, меньше даже, чем Хануман, но в его черных миндалевидных глазах читалось саркастическое высокомерие правящего академического класса планеты Шинг.
— Это вопиющая несправедливость, — изрек он в своей спокойной, невозмутимой манере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245