— У нас большие претензии к вашему «Союзу Молодежи». Боюсь что нам придеться его распустить.
Малахов странно дернулся, на лице его отразилось недоумение.
— Я не понимаю, какие могут быть претензии? По сравнению с две тысячи третьим годом мы практически уничтожили уличную преступность. Пять процентов от ста семь лет назад! И в этом главная заслуга именно «Союза Молодежи».
— Интересно, а каким был бы процент этой самой преступности если бы вы не ваш приказ не регистрировать преступления своих молодчиков?
Этот вопрос Сизова застал Малахова врасплох. Он понял что дело более серьезно, чем он думал, и даже лоб министра покрылся потом.
«Кто же меня сдал? Куценко, Матвеев, Полькин? Кто-то из них. Подсидели, суки!»
Между тем слово взял Сазонтьев.
— Но самые большие претензии к твоим недоноскам у меня. «Союз молодежи для Содействия армии и флоту», так, кажется, называется твоя банда?
— Это не банда...
— Это именно банда! Только из-за твоих союзников мы не можем вывести из армии дедовщину! Они приходят служить уже с ощущением своего превосходства. Постоянно происходят стычки с кадетами, за эти полгода они уже убили троих.
— Ну, значит эти твои кадеты просто недоноски, раз они не могут постоять за себя, — огрызнулся Малахов. — Чего еще ожидать от каких-то оборванцев.
Сазонтьев буквально взвился в воздух. Перегнувшись через стол он голосом полным бешенства заявил невольно вжавшемуся в кресло Малахову.
— Кого ты называешь недоносками, скотина?! Моих кадетов?! Если бы я их не пригрел пять лет назад у тебя бы сейчас было не пять процентов преступности, а все двадцать пять!
— Я объединил в своем союзе миллион подростков!
— Миллион бандитов! — заорал Сазонтьев.
— Да, братец, — вздохнул Соломин. — После уроков твоего Союза ни один из этих парней не захочет пойти к станку или на стройку. Трясти торгашей, вот они чему у тебя научились. Надзирателями в зону и то их не возьмешь.
— Ладно, давайте о главном, — прервал Сизов. — Кто давал тебе право убивать студенческих лидеров?
Малахов с недоумением уставился на Сизова.
— Но вы же сами...
— Что сами? — не понял Владимир.
— Вы же сами еще тогда, на площади сказали что с ними надо что то делать!
— Я что, приказал их убивать? — поразился Сизов.
— Нет, но... Я понял это именно так.
«Боже мой, какой идиот! — подумал Сизов. — А раньше он как-то не казался таким глупым?»
— Так, а ты что молчишь? — Сизов развернулся к Ждану. — Ты тоже так же подумал?
Тот пожал плечами. Крупное, некрасивое лицо директора ФСБ было невозмутимо.
— Ну, а причем тут я? Моя задача была установить имена и адреса зачинщиков, что я и сделал. Вы же запретили мне проводить силовые акции против гражданских лиц внутри страны.
Малахов странно дернулся, с неприязнью посмотрел на своего бывшего друга.
«Топит, падла!», — понял он.
Итог всего разбирательства подвел Сизов.
— Хорошо, я предлагаю отстранить Малахова от руководства министерства внутренних дел и распустить Союз Молодежи. На его основе создать что-то вроде ОСОВИАХИМА, или ДОСОАФА, как там это раньше называлось? Все имущество и надзор над функционированием «Союза» передать министерству обороны.
— Давно бы так, — пробурчал Сазонтьев.
* * *
Малахов вышел из зала заседаний чуть пошатываясь, как человек после длительной болезни. Только одна мысль билась в его голове.
«За что, — думал он. — Я же хотел как лучше. Они сами всегда так делали, а теперь я оказался крайний!»
До вечера Малахов пребывал в этом трансе. Он на каком-то автопилоте передавал дела Матвееву. Глядя на довольного генерала Малахов понял — сдал его именно он. Но даже эта мысль не заставила его оживиться. Он отказался от традиционного «междусобойчика», и в десять часов вечера вышел из здания МВД.
— Куда? — спросил шофер.
— Домой, — тихо ответил бывший министр.
Шофер все косился в его сторону, и Малахов уточнил:
— За город.
Если бы Малахов выбрал свою городскую квартиру и они поехали бы другой дорогой и все случилось бы совсем по иному, но... Лишь только тронулись, как Анатолий Ильич достал из кармана табельный пистолет, снял предохранитель. Затем он замер, глядя в окно на ночную Москву.
«Несправедливо, несправедливо!» — билось у него в голове. Неожиданно в проеме между домов мелькнуло что-то яркое и знакомое. В отличии от всего городского, мертвого электрического света это пламя жило, двигалось, пульсировало.
«Факельное шествие! — мелькнуло в голове Малахова. — Да, сегодня же день десантных войск».
— Стой! — крикнул генерал своему шоферу пряча пистолет. — Давай туда, на площадь!
На громадном пространстве мемориала на Поклонной горе двигалась тысяченогая, огненная гусеница. Семьдесят тысяч подростков завороженных общим действием составляли единое целое. Вокруг толпились тысячи зевак, в основном состоящих из совсем молоденьких девушек. На трибуне же стояли главные герои праздника, десантники, а так же основные деятели «Союза Молодежи», генерал-майор авиации в отставке Жигун, и его молодой заместитель, красавец и лучший мотогонщик страны Михайлов.
— Да здравствует российская молодежь, самая патриотичная молодежь в мире! — крикнул в микрофон Жигун, и толпа отозвалась восторженным ревом.
— Вы — самые лучшие, вы цвет нации! — продолжал Жигун. Ноздри бывшего аса, потерявшего в Чечне руку, раздувались. Великолепный оратор он сам заряжался от своих речей и порой просто впадал в транс.
— Парад, стой! — крикнул он. Огненная гусеница послушно остановилась. — Напра-во!
Толпа послушно развернулась лицом к трибуне. Именно в этот момент на ней появился Малахов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88