Особенно ярос
тной и упорной она показала себя в июньские дни 1832 года. Какой-нибудь безоб
идный кабатчик из «Плясуна», «Добродетели» или «Канавки», чье заведение
бастовало по случаю мятежа, дрался, как лев, видя, что его танцевальная зал
а пустует, и шел на смерть за порядок, олицетворением которого считал сво
й трактир. В ту эпоху, буржуазную и вместе с тем героическую, рыцари идеи с
тояли лицом к лицу с паладинами наживы. Прозаичность побуждений нисколь
ко не умаляла храбрости поступков. Убыль золотых запасов заставляла бан
киров распевать «Марсельезу». Буржуа мужественно проливали кровь ради
прилавка и со спартанским энтузиазмом защищали свою лавчонку Ч этот ми
крокосм родины.
В сущности это было очень серьезно. В борьбу вступали новые социальные с
илы в ожидании того дня, когда наступит равновесие.
Другим характерным признаком того времени было сочетание анархии с «пр
авительственностью» (варварское наименование партии благонамеренных
). Стояли за порядок, но без дисциплины. То барабан внезапно бил сбор по при
хоти полковника национальной гвардии; то капитан шел в огонь по вдохнове
нию, а национальный гвардеец дрался «за идею» на свой страх и риск. В опасн
ые минуты, в решительные дни действовали не столько по приказам командир
ов, сколько по внушению инстинкта. В армии, которая защищала правопорядо
к, встречались настоящие смельчаки, разившие мечом, вроде Фаннико, или пе
ром, как Анри Фонфред.
Цивилизация, к несчастью, представленная в ту эпоху скорее объединением
интересов, чем союзом принципов, была, или считала себя, в опасности; она в
зывала о помощи, и каждый, воображая себя ее оплотом, охранял ее, защищал и
выручал, как умел; первый встречный брал на себя задачу спасения обществ
а.
Усердие становилось иногда гибельным. Какой-нибудь взвод национальных
гвардейцев своей властью учреждал военный совет и в пять минут выносил и
приводил в исполнение приговор над пленным повстанцем. Жан Прувер пал ж
ертвой именно такого суда. Это был свирепый закон Линча, который ни одна п
артия не имеет права ставить в упрек другой, так как он одинаково применя
ется и в республиканской Америке и в монархической Европе. Но суду Линча
легко было впасть в ошибку. Как-то в дни восстания, на Королевской площади
, национальные гвардейцы погнались было со штыками наперевес за молодым
поэтом Поль-Эме Гранье, и он спасся только потому, что спрятался в подворо
тне дома э 6. Ему кричали: «Вот еще один сен-симонист!», его чуть не убили. На с
амом же деле он нес под мышкой томик мемуаров герцога Сен-Симона. Какой-т
о национальный гвардеец прочел на обложке слово «Сен-Симон» и завопил: «
Смерть ему!»
6 июня 1832 года отряд национальных гвардейцев предместья под командой выше
упомянутого капитана Фаннико по собственной прихоти и капризу обрек се
бя на уничтожение на улице Шанврери. Этот факт, как он ни странен, был уста
новлен судебным следствием, назначенным после восстания 1832 года. Капитан
Фаннико, нечто вроде кондотьера порядка, нетерпеливый и дерзкий буржуа,
из тех, кого мы только что охарактеризовали, фанатичный и своенравный пр
иверженец «правительственности», не мог устоять перед искушением откр
ыть огонь до назначенного срока Ч он домогался чести овладеть баррикад
ой в одиночку, то есть силами одного своего отряда. Взбешенный появление
м на баррикаде красного флага, а вслед за ним старого сюртука, принятого и
м за черный флаг, он начал громко ругать генералов и корпусных командиро
в, которые изволят где-то там совещаться, не видя, что настал час решитель
ной атаки, и, как выразился один из них, «предоставляют восстанию варитьс
я в собственном соку». Сам же он находил, что баррикада вполне созрела для
атаки и, как всякий зрелый плод, должна пасть; поэтому он отважился на штур
м.
Его люди были такие же смельчаки, как он сам, Ч «бесноватые», как сказал о
дин свидетель. Рота его, та самая, что расстреляла поэта Жана Прувера, была
головным отрядом батальона, построенного на углу улицы. В ту минуту, когд
а этого меньше всего ожидали, капитан повел своих солдат в атаку на барри
каду. Это нападение, в котором было больше пыла, чем военного искусства, до
рого обошлось отряду Фаннико. Не успели они пробежать и половины расстоя
ния до баррикады, как их встретили дружным залпом. Четверо смельчаков, бе
жавших впереди, были убиты выстрелами в упор у самого подножия редута, и о
тважная кучка национальных гвардейцев, людей храбрых, но без всякой воен
ной выдержки, после некоторого колебания принуждена была отступить, ост
авив на мостовой пятнадцать трупов. Минута замешательства дала повстан
цам время перезарядить ружья, и нападавших настиг новый смертоносный за
лп прежде, чем они успели отойти за угол улицы, служивший им прикрытием. На
миг отряд оказался между двух огней и попал под картечь своего же артилл
ерийского орудия, которое, не получив приказа, продолжало стрельбу. Бесс
трашный и безрассудный Фаннико стал одной из жертв этой картечи. Он был у
бит пушкой, то есть самим правопорядком.
Эта атака, скорее отчаянная, чем опасная, возмутила Анжольраса.
Ч Глупцы! Ч воскликнул он. Ч Они губят своих людей, и мы только попусту
тратим снаряды.
Анжольрас говорил, как истый командир восстания, да он и был таковым. Отря
ды повстанцев и карательные отряды сражаются неравным оружием. Повстан
цы, быстро истощая свои запасы, не могут тратить лишние снаряды и жертвов
ать лишними людьми. Им нечем заменить ни пустой патронной сумки, ни убито
го человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17