Мне пришло в голову, что шелк будет несколько бросаться в глаза в России, но моего мнения никто не спрашивал. Затем Харви вручил Пайку призматический компас, сделанный в виде старинных часов-луковицы (вместе с маркированной цепочкой, которой можно измерять расстояние на карте), после чего они приступили к проверке наличия всех документов.
— Военная книжка.
— Есть.
— Паспорт.
— Есть.
— Пропуск в погранзону.
— Есть.
— Трудовая книжка.
— Есть.
Харви вытащил из нагрудного кармана еще два предмета. Первым оказалась пластиковая авторучка. Харви вручил ее Пайку для осмотра.
— Вы знаете, что это такое? — спросил он у Пайка.
— Игла с ядом.
— Да, — коротко бросил Харви и дал Пайку коровинский пистолет тульского производства калибра 6,35 мм. Русские называли его «медсестринским».
— Весь набор на месте? — спросил Харви.
— Весь набор на месте, — ответил Пайк, как бы выполняя некий странный ритуал.
— Вроде я слышу, как он летит, — сказала Сигне.
Мы все прислушались, но прошло не менее двух минут прежде, чем донесся гул мотора. Внезапно он стал громким и отчетливым, словно с западной стороны горизонта к нам направлялся трактор. Самолет шел над самым льдом, и рокот двигателя отражался от него. Навигационные огни были потушены, но в морозном воздухе четко выделялся силуэт «Цессны». Когда он приблизился, стало заметно белое пятно лица пилота, на которое падали отсветы от контрольной панели; приветствуя нас, самолет покачал крыльями. Приближаясь, он чуть набрал высоту, чтобы, как я прикинул, определиться по огонькам на крыше автомобиля, после чего круто пошел вниз, притираясь ко льду. Лыжи скользнули по его поверхности, и самолет затрясло на торосистых ухабах. Летчик заглушил двигатель, и со странным шипящим звуком «Цессна» подрулила к нам.
— Я, кажется, подхватил какой-то вирус, — сказал Харви, плотнее затягивая шарф. — Температура поднимается.
То были едва ли не первые слова за вечер, обращенные ко мне. Он повернулся в мою сторону, как бы ожидая возражений, вытер нос и легонько шлепнул Пайка по спине, давая ему понять, что пора двигаться.
Самолет еще не завершил скольжение по льду, как пилот распахнул дверцу и махнул Пайку, чтобы тот поторапливался.
— С ним все в порядке? — спросил он у Харви, словно с Пайком не имело смысла разговаривать.
— Готов в дорогу, — заверил его Харви.
Пайк кинул на лед последнюю недокуренную сигару.
— В такую ночь он вполне мог бы добраться и пешком, — заметил летчик. — Всю дорогу сплошной лед.
— Так и будет, — кивнул Харви. — Придется только в резиновой лодке пересечь проходы во льду, проломанные судами.
— Резиновой лодке я бы не доверился, — возразил летчик. Он помог Пайку вскарабкаться на место второго пилота и застегнул на нем пристежные ремни.
— Да они всего тридцати футов в ширину, вот и все, — сказал Харви.
— И двух миль в глубину, — дополнил летчик. Двигатель чихнул, и он весело крикнул: — Поезд отправляется, следующая остановка — Москва.
Из выхлопной трубы вылетел язык желтого пламени, и мы отступили назад.
— Поехали отсюда. — Харви, будто досадуя, вздохнул и подобрал окурок сигары.
Мы забрались в машину, но я продолжал смотреть на самолет. Он все не мог оторваться от льда; нескладная костлявая конструкция, которая, казалось, не в состоянии держаться в воздухе. Развернувшись хвостом, она уходила от нас, и были видны желтые огоньки выхлопов, уменьшившиеся, когда самолет сменил направление и поднялся в небо. Порыв ветра было снова прижал его к земле, но лишь на секунду. Поднявшись, он выровнялся и пошел на небольшой высоте, чтобы его не могли засечь радары.
Харви тоже провожал самолет взглядом.
— Следующая остановка — Москва, — с сарказмом повторил он.
— Может, он и прав, Харви. Лубянская тюрьма, как известно, находится в Москве.
— Ты специально меня злишь?
— Нет, с чего бы?
— Стоит тебе только подумать о деле, которым занимаешься, так тебе обязательно надо куснуть того, кто рядом. А сегодня вечером ближе всех я.
— Да я и не собирался тебя подкусывать, — запротестовал я.
— Вот и хорошо. — Харви заметно нервничал. — Ибо если ты даже уедешь, мы все равно будем работать вместе.
— Уеду? — переспросил я.
— Не морочь мне голову. Ты уедешь, и сам это отлично понимаешь.
— Понятия не имею, о чем ты ведешь речь.
— В таком случае прошу прощения, — сказал Харви. — Я думал, что ты в курсе. Нью-йоркская контора просит тебя незамедлительно прибыть.
— Правда? Вот уж чего не знал.
— Ты шутишь.
— Харви, откровенно говоря, я понятия не имею, на кого мы, черт возьми, работаем.
— На эту тему поговорим попозже, — отложил разговор Харви. — И, может быть, завтра ты представишь мне отчет о своих расходах, а я дам тебе денег. Пятьсот пятьдесят долларов тебя пока устроят?
— Отлично, — сказал я, подумав, позволит ли Доулиш оставить их у себя.
— И конечно, оплата текущих расходов.
— Конечно.
Когда мы добрались до «Кемп-отеля» на эспланаде, Харви остановил машину, вышел и, наклонившись к окну, распорядился:
— А вы вдвоем езжайте домой.
— Куда ты идешь? — с заднего сиденья спросила Сигне.
— Пусть тебя это не волнует. Делай, что тебе сказано.
— Хорошо, Харви, — ответила Сигне.
Я перебрался на место водителя, и мы двинулись. Я слышал, как она роется в своей сумочке.
— Чем ты занимаешься?
— Накладываю крем на руки, — ответил она. — От холодного ветра они грубеют, а крем смягчает кожу. Держу пари, что и не представляешь, кого я встретила сегодня днем. Смотри, какие мягкие они стали.
— Будь хорошей девочкой и не суй мне руки под нос, когда я за рулем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93