— Объясни ему, Карони, — снова повысил голос Мидуинтер. — Объясни ему, что он с места не сдвинется, пока не выслушает меня. — Мы уставились друг на друга. — Ты устал. — Теперь это был совсем иной тон. — Ты на пределе сил. — Выражение его лица изменилось от фазы один (угроза) до фазы два (сочувствие). — Карони! — гаркнул он. — Дай этому парню зимнюю одежду, обувь, рубашку и все прочее. Отведи его в мой душ. И, Карони, помеси его. Он летел всю ночь. Помоги ему привести себя в порядок. Через час мы позавтракаем.
— О'кей, генерал, — бесстрастно ответил Карони.
— Я остаюсь в зале, Карони, и сделаю еще три мили на машине. Таким образом я доберусь до границы штата Теннеси. — Мидуинтер направился к тренажеру.
Я принял душ, Карони разложил меня на столе и стал выгонять к чертовой матери излишки веса, попутно объясняя, к чему может привести коронарная недостаточность. Костюм — дакроновый, в елочку — появился во мгновение ока, в коробке от «Братьев Брукс». И когда я оказался в частных апартаментах генерала Мидуинтера на крыше здания, я выглядел так, словно собирался продать ему страховой полис.
Стол, сервированный скандинавским серебром, оживляли желтые салфетки. Не в пример его загородному поместью, тут в избытке пребывал нержавеющий металл, современные абстрактные картины и стулья того типа, который конструируют архитекторы. Мидуинтер сидел под картиной Метью на каком-то странном проволочном троне, напоминая актера из плохого фильма о приключениях на космическом корабле. Прижав к глазницам пятикратный бинокль, он смотрел в окно.
— Знаешь, на что я смотрю? — спросил он.
Отсюда открывался потрясающий вид со статуей Свободы и Эллис-Айлендом; сквозь туманную пелену еле виднелась оконечность Стейтен-Айленда. Волны в заливе были серыми и холодными, и каждая была увенчана грязноватой шапкой пены. По Гудзону тянулось с полдюжины буксиров, а паром со Стейтен-Айленда только начал загружаться.
— На один из больших лайнеров, что на подходе?
— Я смотрю на хищников с размахом крыльев в три фута, на соколов, что едят пернатую мелюзгу. — Он опустил бинокль. — Они гнездятся в лепнине высоких зданий. Особенно любят шпили готических церквей. Я смотрю, как почти каждое утро они вылетают на охоту. Какая скорость. Какое изящество. Слушай... — внезапно чуть не заорал он. — До чего тебе подходит этот костюм! Карони дал?
— Да.
— Попрошу его раздобыть мне точно такой же.
— Послушайте, мистер Мидуинтер, — не выдержал я. — Для меня очень лестны комплименты богатого и очень занятого человека, пусть даже они и неискренние, потому что у него нет никаких оснований для столь грубой лести, если на то нет причин. Но порой они заставляют меня испытывать смущение, так что, если вам все равно, я бы предпочел прямо услышать, что вы от меня хотите.
— Ты достаточно прямолинейный молодой человек. — Мидуинтер уперся в меня взглядом. — Мне это нравится. Американцы любят вступления перед тем, как перейти к делу. Что-то вроде как-поживает-ваша-обаятельная-жена-и-милые-детки — и лишь потом выкладывают предложение. Вам, англичанам, это не свойственно, да?
— Я не хотел бы вводить вас в заблуждение, мистер Мидуинтер, но кое-кому из них свойствен и такой порок.
Положив бинокль на стол, генерал налил нам кофе и предложил отдать должное яичнице и тостам. Пока я не покончил с ними, интересовался лишь, как мне нравится завтрак. Справившись с последним куском, Мидуинтер пожевал губами и вытер их салфеткой, не отводя от меня взгляда.
— Твой приятель Харви Ньюбегин дезертировал.
— Дезертировал?
— Дезертировал.
— В соответствии с моим словарем дезертировать можно только из армии. Вы хотите сказать, что он оставил свою работу у вас?
— Я хочу сказать, что он оставил страну. — Мидуинтер внимательно наблюдал за мной. — Удивлен? Всю ночь я беседовал с его милой маленькой женой. Он пересек границу, — мексиканскую границу — едва только прошлой ночью расстался с тобой. Мы полагаем, что он мог податься к русским.
— Почему вы так считаете?
— Ты не согласен?
— Я этого не говорил.
— Ага! — заорал Мидуинтер. — Значит, ты согласен? Еще бы, сынок. Он уже подставлял тебя, и тебе крепко досталось. Не появись те русские копы, быть бы тебе трупом. Говоря по правде, я бы скорее предпочел видеть тебя мертвым, а своих ребят на свободе, но это не изменяет того факта, что Харви дал им задание расправиться с тобой. А потом, когда ты попал в плен к коммунистам, они вдруг сделали тебя свидетелем ареста. Почему, по-твоему, они так поступили?
— Я бы сказал, они взяли меня на ту операцию, чтобы по возвращении я оказался замаран.
— Верно. — Мидуинтер взмахнул рукой. — А зачем?
— Лежащее на тебе клеймо предателя защищает подлинного изменника.
— Тоже верно, — согласился Мидуинтер. — Заключив сделку с коммунистами, Ньюбегин хотел еще на какое-то время избежать разоблачения, подставив тебя. Ты это понял, а? Ты подозревал Ньюбегина, а?
— Так и есть, — сказал я.
— Наконец-то я проветрил тебе мозги, сынок. И теперь ты можешь отличать мустангов от кляч. — Он одарил меня дружелюбной улыбкой.
— Да, но я так и не понимаю, что вам от меня нужно.
— Я хочу, чтобы ты притащил мне обратно этого типа Харви Ньюбегина. — Мидуинтер ткнул пальцем на пустой стул у окна, давая понять, куда именно он хочет его посадить. — Меня не волнует, сколько это будет стоить. Оплачивай все, что сочтешь необходимым. Все мои люди в твоем распоряжении, а я обеспечу тебе сотрудничество со всей полицией Соединенных Штатов...
— Но он же не в Штатах, — терпеливо напомнил я.
— Вот ты это и выяснишь! Я знаю лишь, что ты единственный живой человек, который знает Харви Ньюбегина как близкого друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93