— Ясно, — сказал сержант. — Сейчас лейтенанту доложу.
Из дачи вышел и пересёк шоссе лейтенант. Он шёл медленно, держа руки в карманах синих бриджей, нависавших над начищенными хромовыми сапогами. Шинель у него была накинута на плечи.
На круглом его лице выделялись тонкие усики и косо срезанные бакенбарды.
— Товарищ лейтенант, — вытянулся караульный начальник. — На пост вышли со стороны фронта один военнослужащий в полной форме и один одетый в разное.
— Кто такие? — спросил лейтенант.
— Старший сержант Первого полка девяностой стрелковой дивизии Шведов, — доложил Андрей, подняв ладонь к пилотке.
— Военный переводчик штаба Второй стрелковой дивизии народного ополчения, — отчеканил я, тоже вытянувшись и приложив руку к каске.
— Предъявляйте документы.
Шведов протянул красноармейскую книжку с вложенной туда командировкой. Я — командировочное предписание и удостоверение личности.
— Так, так, — процедил лейтенант. — Значит, дивизии ваши там, — он махнул рукой в сторону Стрельны, — а вы оттуда!
— Разрешите доложить, товарищ лейтенант…
— Чего тут докладывать?! Что вы будете мне докладывать?! Что я, сам не вижу?! Идёте с фронта в тыл.
— Товарищ лейтенат, — решительно продолжал Андрей, — противник вышел на шоссе и к заливу. Мы собрали о нем разведданные. Прошу срочно доставить нас в штаб ближайшей воинской части.
— Сначала мне будете отвечать. Откуда столько трофейного оружия?
— Взяли в бою.
— В составе какой части были в бою?
— Вот мы двое.
Я подумал, что несправедливо умолчать о Кратове.
— Ещё краснофлотец один был с нами…
— Фамилия? — Лейтенант вынул из полевой сумки блокнот. — Какой он части?
— Этого мы не знаем, — сказал Шведов и посмотрел на меня.
— Так, так. Значит, вы втроём с одними винтовочками уничтожили чуть не целое отделение автоматчиков, да ещё с ручным пулемётом. Молодцы! Ну, молодцы!
— Это ещё не все, — заявил я. — Мы вызвали артналёт немцев на пустой квадрат.
— Товарищ лейтенат! — сказал красноармеец, стоявший возле меня. — Вин же пьяный. Вид него из рота водеколоном разит, нема спасу.
— С одеколону он и брешет, — сказал Карнач.
— Он правду говорит, — возразил Андрей. — У нас был серьёзный бой с противником.
— А ну, дыхни, — сказал лейтенант Шведову и приблизил нос к его лицу. — Ясненько. Пьяные дезертиры. Ладно, хватит толковать. Клади оружие.
— Товарищ лейтенант, разрешите…
— Кладите оружие, я вам приказываю!
Андрей покачал головой, вздохнул и бросил на кучу трофеев автомат, потом пистолет.
— Ишь, чего только не насобирали, — с укоризной сказал один из красноармейцев.
— Убитых обобрали, — отозвался другой.
— Зачем выдумываете?! Зачем врёте?! — воскликнул я. — Вам же сказано: мы взяли оружие в бою у врага.
Карнач ехидно усмехнулся.
— И пистолет ваш командирский — тоже у врага?
Я ждал, что Шведов сейчас объяснит, откуда у него пистолет. Но он молча взялся за ремень винтовки, чтобы снять её со спины. Тут я не выдержал.
— Эй вы! — закричал я лейтенанту. — Не смейте оскорблять этого человека. Андрей, не отдавайте винтовку! Они не имеют права! Надо их самих проверить! Что они тут делают?! Не отдавайте винтовку, Андрей!
— Что?! — воскликнул лейтенант. — Взять его.
Красноармейцы приблизились ко мне, но я отскочил назад, на шоссе.
— Не подходить! — заорал я и положил руку на автомат.
— Отставить! — гаркнул на меня Андрей. — Выполнять приказание старшего без разговоров!
Он подскочил ко мне, выхватил автомат и бросил на кучу других.
— Что ты делаешь, дурень?
— Я правду говорю! Правда на нашей стороне!
— Главная правда на войне — это дисциплина. Не будет её — конец всем нашим правдам… Ваше приказание выполнено, товарищ лейтенант, — обернулся Андрей к лейтенанту. — Оружие сдано. А на ваши неправильные действия я буду жаловаться, товарищ лейтенант. Доставьте нас в штаб. Дело не ждёт.
— Доставим. Доставим куда следует. А потом жалуйтесь сколько влезет.
Лейтенант скомандовал:
— Снять с них ремни. А вы оба — руки назад!
Карнач подошёл ко мне и, обхлопав меня ладонями, обшарил карманы. У Шведова он забрал кремень и кресало.
— Добрая машинка. Пускай у меня побудет. — Он положил огниво к себе в карман.
Нас повели в сторону Сосновой Поляны. Двое красноармейцев понесли плащ-палатку с оружием.
За день обстановка резко переменилась. Утром на шоссе и по обеим сторонам его было пустынно. Теперь здесь стало очень оживлённо. По склону возвышенности, что тянется справа вдоль дороги, между кустами и деревьями осторожно спускаются раненые. У кого перевязана голова, у кого рука, кто прыгает, опираясь на винтовку или на палку.
Впереди, возле обочины, стоят запряжённые лошадьми медицинские повозки с красными крестами на бортах. Медсёстры подсаживают раненых. Легкораненые бредут к городу пешком…
Ещё дальше, впереди, стоит выкрашенный в бурый цвет автобус. В него через дверь, открытую в задней стенке, с носилок грузят раненых.
За возвышенностью, которую занимают наши войска, идёт бой. Отчётливо слышится неумолкающая пулемётная стрельба. Тяжёлые снаряды наших пушек, перелетающие за дорогу, рвутся теперь где-то совсем близко за горкой. В отдалении грохочут разрывы бомб: фашистские самолёты бомбят наши позиции под Урицком и Пулковом. То и дело стегают по ушам залпы небольших пушек, стоящих на горе над дорогой.
На склоне, на самом шоссе и слева от него, на болотистой равнине между шоссе и заливом, то здесь, то там, изредка вздымаются столбы земли, поднятые вражескими снарядами и тяжёлыми минами. Весь этот грохот, свист, вой, треск сливается в непреходящий общий гул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81