Никто не понимал, что происходит. Голоса тонули в шуме. Не прошло и минуты, как взорвалась мина и здесь. Взрывом разворотило потолок, стены, пол. Гул перерос в общий истерический вопль… Вопль оборвался — наступила тишина.
Паника перекинулась на второй этаж, в гостиницу. Перепуганные гитлеровцы бросились к лестнице, но она была завалена кирпичами, обломками деревянных балок. Гитлеровцы прыгали в окна, вываливаясь на мостовую, давили и калечили друг друга.
Полуразрушенное здание офицерской гостиницы оцепили, но едва ли была нужда в этом оцеплении. Улица опустела с невероятной быстротой. Гитлеровцы метались по городу. Прошел слух, что в других казино и прочих местах скопления фашистов последуют взрывы.
Лишь к вечеру паника несколько улеглась. В шесть часов был объявлен приказ гестапо: к семи часам согнать население на площадь перед главным судом.
В городе знали, какое зрелище готовят оккупанты в эти последние часы своего хозяйничания…
Накануне ровенская подпольная организация понесла тяжелые потери. Вслед за арестом Ивана Ивановича Луця, Поцелуева и Маруси Жарской гестапо арестовало Федора Шкурко и Николая Ивановича Самойлова. Провалы произошли в разное время и носили случайный характер: организация не пропустила в свои ряды ни одного провокатора, ни одного изменника. Арестованных подпольщиков, замечательных патриотов, намеревались публично казнить гитлеровцы.
Несмотря на все старания и угрозы жандармов и полицейских, на площади собралась реденькая толпа. В начале восьмого подъехала крытая машина. Арестованных вывели и, подталкивая прикладами, погнали к виселицам.
Палачи торопились.
Впереди, прихрамывая, шел Иван Луць. Лицо его было спокойно. Он обвел глазами толпу, кому-то кивнул и продолжал идти. Вслед за Луцем шел сильно исхудавший, мертвенно-бледный Федор Шкурко. Твердой походкой шел Николай Поцелуев. Самойлов поддерживал Марусю Жарскую. Он хромал на левую ногу, и правое плечо его казалось от этого выше.
— Товарищи! — закричал Самойлов.
— Товарищи! — повторил Николай Поцелуев. Лицо его горело. Он задыхался от волнения. — Товарищи! Наши близко!
Его схватили и поволокли к виселице. Он отбивался руками, ногами, головой. Он плевал в лицо палачам, ругался. Уже в петле он крикнул во всю силу легких:
— Прощайте, товарищи! Победа будет за нами!
Очередь была за Луцем.
— Гады! — крикнул своим тонким голосом Луць. — На что рассчитываете? Нас миллионы! Наши идут!
Новаку спазмой сдавило горло. Он и Соловьев пришли на площадь проститься безмолвно с товарищами. Как им хотелось в эту минуту ответить на призыв Луця и броситься его выручать! Новак изо всей силы стиснул руку Соловьева, то ли его удерживая, то ли сдерживая себя.
А в центре площади раздавались возгласы:
— Смерть фашистским палачам!
— Да здравствует коммунизм!
Кричал Самойлов, кричал Шкурко, кричала Маруся Жарская. Кричали не переставая, не делая пауз, кричали все громче и громче, желая, чтобы как можно больше людей слышало их в эти последние минуты.
Горячая слеза скатилась по щеке Новака. Он в последний раз взглянул на виселицу, и ему показалось, что он встретился глазами с Федором Шкурко. Не в силах больше выдержать тяжелого зрелища, Новак пожал руку Соловьеву и ушел.
Постепенно разошлась вся толпа…
Накануне, готовя мины для генеральской столовой, Новак получил сильные ожоги, но он старался не обращать внимания на боль. Сегодня он приготовил новую тяжелую мину.
Мину Новак принес на Хмельную улицу, к фабрике валенок, близко за которой проходила железная дорога. Хотя руки его были обожжены, Новак, засоряя раны землей и превозмогая боль, установил мину и протянул шнур за угол забора, ограждающего двор фабрики.
Все обстояло благополучно. Ночь холодная, темная. Вблизи на улицах не слышно никакого движения. Прошло с полчаса, когда ветер донес издали грохот приближающегося поезда. Поезд шел из Здолбунова. В этот момент на полотне у переезда появилась гитлеровская охрана из трех солдат. Они шли, освещая фонарями рельсы. У Новака замерло сердце. Грохот поезда раздался совсем близко.
Охранники обнаружили мину, но не знали, как ее обезвредить. Поезд уже показался. Он шел на большой скорости. Времени на то, чтобы предупредить взрыв, оставались секунды.
— Хальт! — размахивая фонарем, заорали гитлеровцы навстречу поезду. — Хальт!
Напрасно! Машинист то ли не заметил сигнала, то ли не придал ему значения. Поезд не сбавил хода. Когда паровоз налетел на мину, Новак дернул шнур.
Последовал оглушительный взрыв. Дальше Новак видел только, как метнулось пламя, как полезли друг на друга вагоны…
Крушение потерпел воинский эшелон. До утра на железной дороге было приостановлено движение. Грузовики несколько часов возили трупы фашистских солдат и офицеров.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Эвакуация гитлеровской «столицы» с каждым днем принимала все более широкие и одновременно более панические размеры. Приближающийся фронт уже выкурил из Ровно не только фашистскую саранчу, слетевшуюся сюда с целью поживы и грабежа мирного населения, и даже не только частные «фирмы» и «конторы» грабителей, но и ряд правительственных учреждений оккупантов. Готовились к эвакуации многочисленные отделы рейхскомиссариата и сам рейхскомиссариат: никому из гитлеровских чиновников не улыбалась перспектива попасть в плен к стремительно наступающей Красной Армии.
Но фронт приближался и к нам, к нашему партизанскому лагерю. Мы решили тоже «отступать» на запад, так как никому из нас — не только командованию отряда, но и рядовым бойцам — не хотелось преждевременно попасть в «окружение» к своим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162