Но сирены-соблазнители из департамента персонала ФБР после колле
джа взяли меня в такой оборот, они рассказывали и сулили нечто такое волш
ебно-таинственное Ч «секретность, сила, невидимая власть, причастность
к ордену справедливости и надежды беззащитных» и очень многое еще волну
ющее и многообещающее, что мое сыновнее послушание растаяло незаметно и
быстро, как льдинка в мартини.
Я пошел продолжать образование не в Гарвард, а в академию ФБР в Куан
тико. Если то, чему меня там научили, Ч а научили меня там много
му такому, о чем частные люди и не догадываются, Ч можно считать образова
нием.
Я разочаровал тебя и обрек себя. Наверное, и то и другое было неизбеж
но Ч я и сейчас ни на секунду не жалею о пренебреженной мной ученой стезе
. Но и своей участью я очень недоволен. Самое глупое, что может надумать че
ловек в тридцать один год от роду, Ч это принять решение начать жить снач
ала. Но я не готов даже к такому глупому поступку Ч я не хочу начинать жит
ь сначала. Потому что я не знаю Ч а как надо жить сначала? Беда в том, что у м
еня нет сверхценной идеи. Сколько я себя помню, у меня всегда были сверхце
нные идеи моего бытия Ч мальчишеского, юношеского, молодого интеллекту
ала. Часть из них реализовалась, остальные бесследно рассеялись. Наверно
е, потому что я скорее эмоционален, чем интеллектуален. Моя жизнь наполне
на уголовно-следственной рутиной, конкурентно-недоброжелательным сор
евнованием с полицией, склоками с прокуратурой и туманными обещаниями н
ачальства подчинить мне Русский отдел при Нью-Йоркском ФБР. Сам понимае
шь, что до сверхценной идеи это не дотягивает.
И стою я на большом жизненном распутье. Честное слово, не знаю, что де
лать…
Просмотрел снова письмо, и показалось оно мне глупо-слюнявым, и сам
я Ч хныкающий напуганный эмоционал, а не бесстрашный рыцарь ордена «Зак
он и справедливость». Правильнее всего эти листочки было бы разорвать и
бросить в корзину. Но я не знаю, когда у меня найдется время написать тебе
следующее письмо, а ты будешь беспокоиться.
И еще одно важное обстоятельство: я тебя люблю, и ты, наверное, мой ед
инственный приятель Ч так уж полупилось. Мне не с кем обсуждать то, что я
написал тебе. И не хочется.
А во всем остальном я Ч о 'кей! Здоров как бык. Желаю тебе здоровья, вс
его самого лучшего, твой преуспевающий сын Ч старший специальный эмоци
онал Нью-Йоркского отделения ФБР
Стивен Дж. Полк.

10. МОСКВА. «ДИВИЗИОН». ОРДЫНЦ
ЕВ

В коридоре сшивался Лешка Пикалов. По кривым паркетным волнам сновал он
зорким сторожевиком Ч меня перехватывал. Объяснять собирался. А я не мо
гу смотреть в глаза людям, которых не люблю или которым не верю. И говорить
с ним не было сил и желания. Кинулся он с криком:
Ч Командир Ордынцев! Сергей Петрович…
А я ему предложил:
Ч Пошел вон…
И Кит Моржовый, идущий за мной, остановился на миг, сказал ему скучно:
Ч Шел бы ты, Леха, домой… Не время сейчас…
Но Пикалов вцепился в меня удушливой хваткой утопающего:
Ч Да побойтесь Бога, Сергей Петрович! В чем я виноват? Что бардак повсюду?
Телефоны не работают? В чем вы меня обвиняете?
Ч Ты бы этот вопросик задал в Афганистане… Или в Чечне… Там бы тебе ответ
или… Ч бросил я ему на ходу.
Ч Но здесь не Афганистан! И не Чечня! Ч завыл Пикалов. Ч У вас это вроде ф
ронтовой контузии, Сергей Петрович! Вы меня напрямую в Валеркиной смерти
обвиняете! Вы же знаете, он мой друган был!
Я резко остановился и ткнул в него пальцем:
Ч Знаю! И обвинять тебя не могу Ч доказательств нет. Я вообще могу наказ
ать тебя только одним способом… Ничего я тебе сделать не могу… Я тебя отл
учаю!
Ч Как? Ч испуганно удивился Пикалов.
Ч Так! Живи один! Без меня! Без Любчика! Без Кита! Без Валерки Ларионова! Бе
з всех! Один живи! И звони по ночам в пустоту! Тогда, может быть, ты узнаешь, ч
то Валерка чувствовал Ч один, брошенный. Перед тем как умер…
Ч Господи, что ж мне такое мучение ни за что? Ч замыл Пикалов.
Он был бледен, но трусливый отток крови не мог совсем погасить его здоров
ый румянец, ясную голубизну глаз хитрого жизнерадостного прохиндея, цеп
кую нацеленность на успех. Он не помнил сейчас, да и помнить не мог Ч он во
ль не видел сегодня утром Ч замурзанного усталого лица Валерки Ларионо
ва, жалко скорчившегося в вонючем пенале телефонной будки.
Я хотел ему сказать о дурацкой истории, вычитанной мной еще в детстве, об и
стории одинаково трагической и издевательской. Как бойцы-красноармейц
ы шутки ради поставили своего товарища-китайца на пост Ч охранять нужн
ик. И забыли об этом. А потом пришли белые, и китаец много часов сражался с н
ими, пока его не застрелили. Я хотел сказать Летке, что мы все Ч героическ
ие китайцы, охраняющие сортир, и в наши удивительные времена, когда не ост
алось ни белых, ни красных, ни памяти о них, а только стоят забытые нужники,
мы можем остаться людьми, только пока помним о долге и верности.
Но не сказал ему об этом ничего Ч он сейчас мучился. Ни за что.
Ч Иди в кадры, предлагайся, Ч посочувствовал я ему. Ч Скажи, что я согла
сен на твой перевод…
Ч Сергей Петрович, как же? Я ведь и рапорта не подавал…
Ч Считай, что он уже подписан…
Мы вышли с Китом на улицу и отправились к автостоянке. Кит за спиной недов
ольно кряхтел и задумчиво жевал бублик с маком.
Ч Ну, чего сопишь? Ч спросил я недовольно Ч злая энергия возбуждения и
скала выхода.
Ч Да чего там… Ч вздохнул тяжело Кит и откусил полбублика.
Ч Из тебя слово вырвать тяжелее, чем коренной зуб…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24