— Карпелов встал. — Репортажи из зоны, опять же, ничего идут.
— Вы мне угрожаете, — шепотом сказал Пеликан.
— А то! — Карпелов показал ему жестом встать.
— Я не заказывал никому никакого убийства! Он сам ко мне подошел на выставке, говорит, что ему очень надо убить крокодила, чтобы опробовать свое изобретение!
— Пеликан, — устало вздохнул Карпелов, — кончай грузить.
— Это правда. Я спрашивал насчет оружия, можно ли убить крокодила из воздушки, а он подошел, говорит, что у крокодила сердечный ритм не такой, как у человека. Его оружие, оно стреляет само. Ставишь ящик, делаешь настройку — и все.
— На что настройку? — спросил Карпелов, все еще стоя рядом и презрительно улыбаясь.
— На сердечный ритм крокодила. Но он говорил, что можно и на звук, и на цвет. Это на ВДНХ было, в «Пчеловодстве», его там, наверное, могли запомнить. Я не вру.
После этих слов Карпелов улыбаться перестал. Быстро подошел к столу, достал магнитофон и заставил Пеликана все повторить. Из небрежно брошенных на стол бумаг выплыл скользкой глянцевой обложкой яркий журнал. Пеликан все повторил, устало и безразлично глядя на обложку.
Карпелов вызвал Мишу Января и приказал немедленно ехать на ВДНХ и провести беседу с продавцами в павильоне «Пчеловодство».
Потом сел напротив Пеликана и долго писал, изредка взглядывая на журналиста.
— Прочти. — Он протянул Пеликану листки. Пеликан вздохнул и собрался расписаться.
— Э, нет, — Карпелов выдернул листок, — не хочешь читать, я тебе устно растолкую. Значит, сбитая случайно собака и материал на нее — понятно. Твое желание прикончить крокодила, чтобы еще раз запиской вызвать милицейский чин на кладбище и получить хорошие деньжата за снимок, — понятно. Крокодила ты не убивал, а воспользовался предложением неизвестного сумасшедшего снайпера — понятно. Непонятно одно. Откуда ты, молодой и приличный, так хорошо знаком с милицейским архивом?
Пеликан, кивавший головой на каждое «понятно», при этом вопросе сильно и убедительно замотал головой из стороны в сторону.
— Я не знаком, — он честно таращил глаза, — никаких милицейских архивов.
— Не пойму, ты помогаешь мне или нет? — Карпелов вызвал дежурного и потребовал альбомы. — Если помогаешь, тогда посмотри эти фотографии и скажи, кого знаешь.
Пеликан с огромным интересом листал альбомы, шевеля губами при прочитывании кличек. Карпелов вздохнул. Если этот молодой гад видит знакомые лица, но разыгрывает так искренне полное удивление и интерес, то ему место в театре, а не в журналистике.
— Это — Пикассо? — Пеликан, прочитав подпись внизу, с восторгом ткнул пальцем в интеллигентное лицо на фотографии. — А Чику можно посмотреть?
Карпелов альбом отобрал, сложил на нем руки и стал смотреть на Пеликана внимательно и грустно.
— А расскажи-ка мне, хлопчик, о твоих дальнейших планах на кладбищенском поприще, — сказал Карпелов после длинной паузы.
— Как это? — Удивление и полное непонимание в честных глазах Пеликана.
— Ну как, вот похоронили, допустим, крокодила. Ты написал статейку, при ней, понятно, фотография. Дальше что? Кто следующий?
— Да все вроде…
— Пеликан, говори, кто из домашних животных имеет интересующие тебя клички, говори, пока я добрый.
— Ну есть один бульдог, его зовут Харитон. Я к нему еще не подобрался. Есть кошка Маркиза. Еще этот… Удав Мамацуи. Это все.
— Мама… как? — Карпелов достал листок и подчеркнул в нем Харитона — «Черемушкинский рынок и проститутки Юго-Запада», и Маркизу — «рулетка и карточные игры». Никакого Мамацуи в его списке известных внутренним органам кличек преступного мира не было.
Пеликан смотрел на Карпелова не моргая, бледный, с синими кругами под глазами.
— Удав Мамацуи, — сказал он громко, думая лихорадочно про себя, правильно ли делает, раскрывая свои карты.
— Ну что, давай до конца договорим. Удав, значит, Мамацуи. Откуда ты знаешь эти клички? — Карпелов не хотел смотреть в лицо Пеликана после этого вопроса, специально отвернулся. Он почувствовал, что мальчик устал и ему все труднее и труднее изображать необходимое выражение лица. Пусть расслабится и хорошенько подумает. Он назвал кличку, которая неизвестна органам, а когда понял, что неизвестна, очень испугался. Что это, черт возьми, значит?!
— Где что услышал, — почти шепотом проговорил Пеликан, — еще в газетах иногда бывает.
— Не бывает. — Карпелов повернулся, и ему стало жалко Пеликана. Журналист выглядел ужасно. Больше всего на свете он не хотел отвечать на этот вопрос, и Карпелов понял, что ответа не будет. — Не бывает, потому что ты назвал такие клички, включая, кстати, и Пикассо, которые не проговаривались по телевидению и радио и не печатались в газетах. Потому что эти люди на свободе. Информация идет, когда кто-то из них арестован или убит. Кстати, похоже, что никого из них ты лично не знаешь и фотографии эти тебе раньше не попадались.
Почему… — Пеликан потянул на себя журнал «Плейбой» со стола Карпелова. — Эту знаю. Классная тетка. Кличка Апельсин.
Три дня Ольга Антоновна заставляла себя не отвечать на телефонные звонки, не выходила в город, не ужинала с друзьями, не смотрела на себя в зеркало. Она валялась на смятой огромной постели, выпила, впрочем без особого желания, полбутылки водки, искусала и разбросала по комнате яблоки и персики. Изредка, медленно и плавно скользя по коврам и паркету легкими ступнями, она ловила границу света и сумерек, но определить, день ли сменял ночь или ночь светлела наступающим утром, не могла.
Испуганный ее состоянием, муж посетил психиатра. Психиатр сказал, что помогать нужно не жене, а ему, мужу женщины, не сумевшей справиться с возрастным приступом самопереоценки, усугубленным отсутствием детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112