— Вы ко мне? — Гнатюк наконец вышел из кабинета. — По какому вопросу?
Ева встала и, не говоря ни слова, прошла мимо него в открытую дверь.
— Минуточку, — сказал Гнатюк настырной женщине, не собираясь закрывать дверь, но женщина сдернула в кабинете очки и сняла кепку. Гнатюк словно споткнулся на полуслове под взглядом грустных глаз цвета слегка разбавленных чернил.
Они пили чай и молчали. Ева отказалась от печенья и очень серьезно сообщила:
— Худею. Плохо пролезаю в окно шестьдесят на шестьдесят.
Гнатюк смотрел на нее, загорелую, с отличными накачанными бицепсами и тонкими крепкими кистями рук, на чуть заветренные — полоской по краям — губы, на выступающие и почему-то поцарапанные скулы, потом стал улыбаться, словно наконец с ее появлением кончились милицейские будни и вот-вот начнется что-то совершенно невероятное.
— Зачем тебе пролезать в такое окно?
— Ну как же. Ваш друг, который ведет спецподготовку, капитан Борзов, считает, что я должна прыгать рыбкой головой вперед в такое окно с автоматом Калашникова.
— Замучили тебя служивые, — улыбнулся Гнатюк. — Ты сама хотела поупражняться в стрельбе и позаниматься со специалистами. И я тебе скажу, ты так выглядишь!..
— Ну да, ну да. Месяц этой спецподготовки я выдержала, но думаю, что с личным составом десантников теперь у капитана Борзова проблемы. По утрам у нас пробежка минут тридцать, жарко… Так что потом во время построения первая команда у него: «Отставить эрекцию!» Остальное время в спецодежде кувыркаемся, ничего… Я получила вашу телеграмму. — Ева решила, что светская часть беседы закончена. — Как умерла Лариска?
Голосом, не выражающим никаких эмоций, Гнатюк сказал, что старший лейтенант Комлева Лариса умерла после родов три дня назад, что Ева Николаевна на похороны успела, что дети Ларисы живы и здоровы, чувствуют себя хорошо, а вот муж, наоборот, очень плохо.
Гнатюк заметил, что глаза Евы расширились, словно она испугалась и удивилась одновременно. Она хотела что-то сказать, но вдруг прикусила нижнюю губу, отошла к окну и там вдруг спросила:
— Дети?
— Ну как же. Она же рожала. Двойня… — Гнатюк не успел договорить, как Ева почти крикнула:
— Мальчик и девочка?!
— Мальчик и девочка, — кивнул Гнатюк. — Да ты в порядке?
— Что с мужем? — не ответила Ева на его вопрос.
— Ну что с мужем… Работаем пока, но очень упертый.
— То есть он здоров? — Она наконец повернулась, и полыхнувшие огнем скулы выдали ее волнение.
— Здоров, вполне здоров. Только вот детей оформляет как сирот.
— Он не берет детей, ну конечно! — Ева словно наконец что-то поняла или разгадала. — Он не хотел ребенка, Лариска говорила, а тут — двойня, он не берет детей…
— Ну как не берет, он хитро не берет. Совсем он не отказывается, а оформляет на три года в дом ребенка, а там, мол, посмотрим.
— Еву и Сережку на три года в дом ребенка? — Ева Николаевна подошла к столу и стукнула кулаком. Тренькнули, соприкоснувшись при сотрясении, стакан и пузатый графин на подносе.
— Ты это… Ты поосторожней. Мне Борзов рассказывал по телефону, что ты кирпич раскалываешь запросто. Эта мебель хоть и старая, но тоже, знаешь!.. Какую Еву и… Сережу?
— Детей зовут Ева и Сережа. Лариска сказала, если будет девочка… — Ева замолчала и сжала зубы.
— Хорошие имена. Сядь. Успокойся. Ты успела на похороны.
— Я не хожу на похороны. — Ева села и тяжело, судорожно вздохнула. — Я хочу поговорить с мужем Лариски.
— Бесполезно. Все уже говорили. Мы ему обещали зарплату ее переводить и оплачивать год няню. Ни в какую.
— Я буду с ним говорить. Давайте сменим тему.
— Давай сменим, — согласился Гнатюк. — По работе полный завал. Но дел интересных мало, так, в основном бытовухи или с наркотиками. Правда, вчера был день с сюрпризом. Мне принесли журнал «Плейбой». Ты уже видела?
— Что видела? — не поняла Ева.
— Не видела, значит. А я целый день над этим работал. Тогда тебе — тоже сюрприз. — Гнатюк открыл сейф и, доставая журнал, доверительно сообщил:
— Я в сейф прячу, а то такая картинка на столе, сама понимаешь. Смотри.
Еве пришлось еще раз вытаращить глаза.
— Там на развороте еще интересней. — Гнатюк вертелся в кресле туда-сюда и получал удовольствие.
Ева открыла разворот.
— Какая толстая и развратная тетка, — проговорила она наконец.
— Да. «Мисс Июнь» будешь. Откуда эти снимки, знаешь? Ева кивнула.
— Тогда тебе интересно будет знать, что журнал завален письмами и звонками. Ты нарасхват. Такая жалость, приходится отвечать, что модель умерла.
— Что, все еще умерла?!
— Ты даже похоронена. На том же, кстати, кладбище, где будут хоронить Лариску.
— Ну спасибо! Значит, убийство Денисова навесили на меня! У вас что, следователей нормальных нет? Хрустова допросили? Он еще тогда в квартире, когда я «застрелилась», сказал, что убил Денисова!
— Хрустов сбежал.
— Специалист! Который раз он у вас бежит? Я работать хочу! — закричала вдруг Ева, прижав ладони к вискам.
Ева кричала еще минуты три, потом устала и выпила воды. За эти три минуты Гнатюк узнал, что теперь она пробегает пять километров за шестнадцать и две, из десяти выстрелов десять выбивает в десятку, преодолевает с разбега при полном снаряжении и с оружием препятствие высотой два пятьдесят, сидит под водой минуту двадцать восемь секунд, а на прошлой неделе единственная из отряда поймала в степи мышь-полевку и что эта мышь была совершенно здорова, что бы там ни говорил зануда Борзов.
— В роддом поедешь? — спросил Гнатюк, когда она затихла.
Ева кивнула ему молча, а глаза налились слезами.
Я и на похороны, пожалуй, приду. Дело есть. — Она моргнула, и ресницы намокли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112