— Ирина перестала смеяться и посмотрела в холодные серо-зеленые глаза. — Хотя предлагать что-то, чего никогда не будет, — это ли не странное для мужчины поведение? Это чисто женский каприз.
— Вы меня дразните? — шепотом, склонившись к уложенной белой головке, спросил Дима.
— Нет. Я думаю, что вы вполне логичны и всегда знаете, чего хотите. Тот поступок, который вы… рассказали, вам несвойствен. Пора идти. Третий звонок.
— Значит, если я так сделаю… — Дима задумался, словно решил оговорить условия сделки.
— Вы так не сделаете, — перебила его Ирина. — Никогда.
В третьем акте Хрустов заснул. Он так легко и спокойно задремал, полностью закутавшись в музыку, что удовольствие переросло в напряжение.
Напряжение — в беспокойный сон, когда происходящее рядом участвует в нереальных событиях сна. Он видел свои руки, нанизывающие на длинную позолоченную нить с тонкой иголкой прозрачные бусины. Под хлопки и крики в зале руки сбились, бусины посыпались, иголка упала, уводя за собой вниз нитку.
Включили свет. Дима не стал отбивать ладони, увел Хрустова из зала. Они стояли внизу у огромной лестницы и ждали кого-то. Хрустов заметил, что его клиент нервничает, теребя идиотское жабо. У отстрельщика сразу сработало профессиональное чутье. Он даже подумал, что, наверное, ему до сих пор везло: он жив и почти здоров только потому, что сам клиент всегда чувствует опасность и нервозностью своей предупреждает.
На верху лестницы показались первые зрители. Дима дождался, когда покажется блестящее зеленое платье Ирины, и, пока она спускалась, не спеша, переговариваясь с мужем и пожилой парой, прикидывал расстояние, отходя назад на несколько шагов.
Когда Ирина Акимовна шагнула открытой серебряной туфлей на предпоследнюю ступеньку, Дима разбежался и бросился на колени, скользя по мраморному полу. Он остановился точно перед ней, стоящей в оцепенении на последней ступеньке, обхватил колени, затянутые узким шершавым платьем, и забормотал, подняв голову вверх в перепуганное бледное лицо с приоткрытым ртом:
— Глупо, глупо, я знаю, глупо и нелогично, но что же делать, если это так!.. Вы — моя жизнь и смерть, а любовь — это полная ерунда. Любви далеко до того, что я чувствую сейчас.
Хрустов решил, что его клиент повредился мозгами. Он стоял сбоку и видел напряженное лицо, поднятые безумные его глаза и как Дима прикусил нижнюю губу и зажмурился, словно приказав себе замолчать. Потом стали собираться люди полукругом, перешептываясь; Хрустову пришлось пробираться сквозь них.
Ирина Акимовна, застыв, смотрела, как стекает по подбородку темной полоской кровь из прокушенной губы Димы Куницына. Ее увел муж, она спотыкалась и оглядывалась, Дима не поднимался с колен и низко опустил голову, как только перестал видеть перед собой ее лицо.
Хрустов проводил взглядом уходящих супругов, а когда муж шепнул несколько слов отирающемуся возле него высокому человеку, дернул на себя Диму за руку, протолкался сквозь шепчущихся людей и побежал по длинному коридору мимо раздевалки, небольшого бара и туалетов, пока не нашел узкую дверь. Дверь была закрыта, Хрустов выбил замок ногой и проволок Диму за собой вниз несколько ступенек. Они оказались в подвальном этаже.
— Да все нормально, я в порядке. — Дима освободил от его пальцев рукав пиджака. — А как ты узнал про этот подвал? — Он оглядывался. Слабого накала лампы освещали огромное пространство, чуть светилась полоска рельсов на бетонном полу.
— Я в туалет сходил перед спектаклем, — пробормотал Хрустов, не веря глазам: лицо Димы было совершенно спокойно, он промокал тыльной стороной ладони кровь на губе и подмигнул, заметив удивленный взгляд охранника. — Это помещение для реквизита, декораций всяких. Ты действительно в порядке?
— Я же сказал.
— А что это было там? — Хрустов показал вверх.
— Трудно вот так с ходу объяснить, — задумался Дима. — Скажем, это было пари. Женщина думала, что я не сделаю это при всех.
— Я так понимаю, ты пари выиграл? — поинтересовался Хрустов.
— Вот выберемся из театра живыми, тогда точно скажу. — Дима улыбался. — Работай, Хрустов.
Хрустов осмотрел выход, на улице он выбрал наугад машину, разбил стекло и завел ее, сцепив провода; подъехал к темному прямоугольнику двери, дождался Диму Куницына, медленно отъехал от театра, увеличил скорость и петлял по незнакомому городу, отслеживая погоню, а когда успокоился и оглянулся назад, чтобы сообщить Диме, что все в порядке и слежки нет, он увидел спящего на заднем сиденье молодого человека примечательной внешности, голова его запрокинулась назад, рот был приоткрыт, слабо шевелилось от ветра из открытого окна жабо безумной расцветки.
В парке было многолюдно — суббота. Ева Николаевна медленно катила по дорожке коляску с близнецами, солнце пробиралось сквозь листву старых деревьев яркими пятнами, слепило глаза. Ева устроилась поудобней на скамейке, достала папку с документами и стала просматривать скрепленные листы. В пруду рядом плавали три серые непримечательные уточки, конвоируемые целым выводком селезней, переливающихся на спокойной воде черно-синим перламутром.
Ева вздохнула, прислонилась спиной к ребристой деревянной поверхности лавочки, вытянула поудобней ноги. Казалось, что она задремала, прикрыв глаза ресницами. На самом деле Ева напряженно думала.
Покончившие с собой женщины, их приблизительно одинаковый возраст, перед несчастьем — молодой красавец рядом, неизвестно куда исчезающий потом. Предположим, он выполняет задание и получает необходимую информацию. Сложность этого дела в том, что никто не знает, какую и для чего!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112