Муса, удивленный словами королевы, ответил:
– Всякому благу, которое получит ваше высочество, мы все будем рады. Но сейчас необходимо, чтобы ваше высочество вступило в уже приблизившееся испытание, из коего ваша честь должна выйти чище и светлее, подобно тому, как золото, пройдя через огонь, становится прекраснее и ярче. Для этого мы явились сюда, чтобы отвести ваше высочество в город, где нынче золото вашей чести получит более высокую пробу. Если же у вашего высочества нет рыцарей-защитников, – я знаю, что найдется четверо, шестеро, тысяча, две тысячи рыцарей, готовых вас защитить, и я – первый из них. И узнайте, ваше высочество, что я – один из судей, а два моих спутника – остальные, и они сделают все, что бы я от них ни пожелал и им ни приказал. Поэтому покройтесь, ваше высочество, и идите с нами; у ворот дворца дожидаются вас и сеньору Селиму носилки.
– Мы пойдем охотно, – ответила королева, – но еще я хочу взять с собою мою прислужницу Эсперансу, которую очень люблю; я хочу, чтобы в этот день она сопровождала меня вместе с Селимой.
Сказавши эти слова, королева отправилась в свою опочивальню. Селима и Эсперанса за ней. Все три облеклись в черные одежды, так что один их вид, особенно королевы, уже возбуждал сострадание. Вернувшись из опочивальни, королева сказала Мусе:
– Сеньор Муса, вы окажете мне великую милость, если возьмете себе ключ от моих покоев и в случае моего осуждения на смерть и смерти отдадите все, там находящееся, моей рабыне Эсперансе и вернете ей свободу, которую я сама вернула бы ей за ее заслуги и верную мне службу.
Королева не сумела произнести этих слов, не пролив обильных слез. Сам Муса и другие судьи тоже не смогли сдержать и скрыть своих слез. И, не будучи в состоянии произнести хотя бы одно слово, они взяли ее за руки и со слезами повели из королевского дворца к носилкам, для нее приготовленным, снаружи и внутри обтянутым черной материей. Королева, Селима и Эсперанса де Ита сели в носилки, шторы которых были опущены, и их понесли из Альгамбры. У ворот Альгамбры стояло много славных и высокородных рыцарей: тут были Алабесы и Гасулы, Альдорадины и Венеги, Альморади – родственники королевы, Марины и представители многих других семейств. Все они были одеты в траур, ибо все рыцарство скорбело и сострадало королеве. Но каждый из них под черными марлотами и альбурнусами имел отличное оружие и крепкие доспехи. Все они решили покончить в этот день с Сегри, Гомелами и Масами, если бы то оказалось необходимым. И не сделали этого только для того, чтобы честь королевы не осталась невосстановленной и омраченной – иначе погибла бы в тот день Гранада. Сегри, Масы, Гомелы и все их сторонники догадывались об их намерениях и потому в этот день скрыли под своими марлотами и алькиселами крепкие доспехи и оружие, чтобы силой защищать свое неправое дело и в случае нападения противников встретить их натиск в полной готовности. И никогда еще Гранада на протяжении всех своих смут, распрей и гражданских войн не была так близка к полной погибели и разрушению, как именно в тот день. Но господу было угодно, чтобы это дело закончилось без новых смут и гражданских междоусобии, как мы про то расскажем.
Так вот, когда носилки королевы показались из Альгамбры, все рыцари в глубочайшей скорби окружили носилки и проследовали вместе с ними в город, не скрывая печали и слез. Больно было смотреть на эту печальную процессию. Когда последняя достигла улицы Гомелов, во всех окнах и на балконах появились женщины и девушки, горько оплакивающие несчастие королевы; их слезы возбудили целый город: все громко проклинали короля и Сегри. Тем временем вступила королева в улицу Сакатин, где скорбь и плач возросли еще больше, так что во всей Гранаде не было ничего слышно, кроме жалобных стенаний, плача и проклятий. По прибытии королевы на площадь Бибаррамбла носилки остановились перед помостом, раскрылись, поднялись их завесы, и благородный Муса с другими судьями вывели наружу несчастную королеву вместе с Селимой и Эсперансой де Ита и возвели их на помост. Над помостом был натянут балдахин из черного сукна, под ним села печальная королева, рядом с ней – прекрасная Селима, а у ног королевы – ее рабыня Эсперанса де Ита. Кто сможет описать вам плач, поднявшийся на всей площади при виде прекрасной султанши, покрытой черным, приведенной враждебной судьбой к такой жестокой крайности? Все окна, балконы и плоские крыши были переполнены народом. И среди него не было ни одного человека, кто бы не испытывал сильной печали и не плакал. На другом конце помоста, под другим балдахином поместились судьи.
Прошло много времени, и с одной из улиц донеслись звуки военных труб, и затем оттуда выехали на могучих конях в полном боевом вооружении четверо рыцарей – обвинители королевы. Поверх доспехов на них были надеты богатые марлоты зеленого и лилового цветов; рыцари были с перьями на шлемах и стягами на копьях таких же цветов. На их адаргах была изображена их эмблема – окровавленная альфанга, а над ней девиз: «За правду пролита». Четверо клеветников, защитников лжи, явились, сопровождаемые всеми Сегри, Гомелами, Масами и остальными своими сородичами. Они подъехали к огороженному ристалищу перед помостом, настолько обширному в длину и ширину, что конь на нем мог свободно взять полный разбег для скачки. Раскрылись одни из ворот ристалища, на него въехали следующие четыре рыцаря: Магома Сегри – главный защитник клеветы, его двоюродный брат по имени Амет Сегри, Махардон Гомел и его брат Махардин. Они совершили свой въезд под громкую музыку гобоев и труб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131