Так что оба они – и дон Хуан и мавр – оказались вместе со своими конями лежащими на земле. Дон Хуан, будучи человеком сильным и смелым сердцем, не обращая внимания на свое падение, быстро вскочил на ноги. Падая, он потерял свое копье. Храбрый мавр не утратил мужества, получив рану и падая вместе с конем. Конь его еще не успел упасть, как он, невзирая на тяжелую рану, с него спрыгнул, прикрылся адаргой, взялся за свою острую альфангу и поспешно направился к дон Хуану Чакону, чтобы нанести ему жестокую рану. Он обрушил ему на щит страшный удар, отколовший часть щита. Отважный дон Хуан, атакованный с таким пылом, положился на собственную силу и нанес мавру ответный удар: от него разлетелся на куски щит мавра, а этот последний получил смертельную рану и плечо у самой шеи. Мавр зашатался. Увидев это, дон Хуан набросился на него и нанес ему новый удар мечом, от которого мавр, обессиленный, свалился на землю. Едва он упал, как храбрый дон Хуан следующим ударом начисто отрубил ему ногу. После чего, видя, что мавр ему уже более не опасен, он вытер свой добрый меч, вложил его в ножны и, подняв глаза к небу, возблагодарил в своем сердце бога за победу, дарованную ему над столь отважным и свирепым мавром. Затем он поднял с земли обломок копья, оперся на него, ибо от боли, причиняемой раной в бедре, едва мог стоять, и принялся смотреть на битву своих товарищей с остальными маврами.
Как только мавр был побежден, сторонники королевы приказали трубить в трубы и аньяфилы, приветствуя победу доблестного турка. Этого было достаточно, чтобы вдохновить сражавшихся христианских рыцарей; на мавров же эти звуки подействовали совсем по-другому: слыша их, они теряли мужество, силы и надежду на победу. Тут вдруг из окна одного дома донеслись вопли и горестный плач: то рыдали и стенали жена, сестры и другие родственницы отважного Махардина, увидевшие его извивающимся в предсмертном бешенстве в луже собственной крови. Рыцари Сегри велели этим женщинам отойти от окон и прекратить стенания, чтобы их сражавшиеся еще сородичи не потеряли мужества. Плача более не было слышно, перестали слышаться и звуки труб и гобоев сторонников королевы, умолкнувших по повелению судей.
Тем временем бившиеся рыцари с таким неостывающим жаром вели бой, что можно было подумать, что они его только что начинали. А звон оружия был настолько оглушителен, будто сражались тридцать человек.
Дон Хуан, следивший за ходом битвы, после того как несколько остыла боль его ран, особенно раны в бедре, решил снова сесть на коня, чтобы всякая неожиданность застала его готовым к отпору. И он направился туда, где его конь яростно боролся с конем Махардина. Испуская громкое ржание и страшно храпя, кони били друг друга копытами и рвали зубами. Дон Хуану удалось обломком копья разъединить их. Он схватил своего доброго коня под уздцы, легко вспрыгнул в седло и, подвесив щит К седельной луке, возобновил свои наблюдения над битвой. Ему очень хотелось прийти на помощь своим, ко он не сделал этого, чтобы не умалить их чести, а, кроме того, они в помощи и не нуждались. Итак, продолжали биться шестеро храбрых рыцарей. Когда смелый Махардон, сражавшийся против дона Алонсо де Агилара, увидел своего любимого брата Махардина распростертым на земле, изрубленным в куски и утопающим в собственной крови, он, преисполнившись острой скорбью от этого, прервал свой поединок с доном Алонсо и сказал ему, намереваясь направиться к дон Хуану:
– Отпусти меня, доблестный рыцарь, отомстить убийце моего брата! После этого мы закончим с тобою наш бой.
Но дон Алонсо преградил ему путь со словами:
– Не трудись понапрасну, кончай со мной битву, поскольку твой брат, как подобает хорошему рыцарю, кончил свою и сделал в ней все, что смог. Ты же не сомневайся в том, что тебе предстоит оказаться точно в таком же положении за твое преступление против королевы и против рыцарей Абенсеррахов, чья невинно пролитая кровь взывает к справедливости.
Тут он яростно на него напал и ранил его ударом копья в бок, хотя и не особенно сильно. На это отважный мавр, взвившись, точно ядовитая змея, обратился против дона Алонсо и, не соображая от гнева, что он делает, швырнул в него копье, со свистом прорезавшее воздух. При стремительном приближении копья дон Алонсо поспешил, дабы удар миновал его, повернуть лошадь, но все же не успел этого сделать: копье Махардона ударило в коня дона Алонсо, пробило ему насквозь оба бедра так, что окровавленные острие и стяг, его украшавший, вышли наружу. Раненый конь стал метаться, делать скачки и вставать на дыбы, и туго натянутый повод не мог его обуздать. Тогда дон Алонсо де Агилар, увидев, какую жестокую рану получил его любимый конь, скорбя о нем, выпрыгнул из седла на землю, чтобы избежать какой-нибудь опасности от своего собственного коня, хотя, спешившись, он подвергал себя тоже немалой опасности, ибо его враг оставался верхом. Сегри и Гомелы при виде дона Алонсо пешим, а его противника конным, чрезвычайно обрадовались и уже считали турецкого рыцаря убитым. Обрадовался и сам Махардон, пустивший коня на дона Алонсо и крикнувший ему:
– Теперь ты сам заплатишь мне за смерть моего брата, раз помешал мне отомстить его убийце!
И тут он хотел одновременно растоптать дона Алонсо конем и поразить альфангой. Но добрый дон Алонсо обладал редким проворством: он сделал вид, будто решил, не сходя с места, встретить атаку мавра; когда же конь его достиг, он быстро отскочил в сторону, и конь промчался мимо, не задев его. Махардон, очень раздраженный, еще три или четыре раза налетел на него и ни разу не мог захватить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131