И удивлялись, как успели те за несколько дней прибыть из таких дальних стран, но приняв во внимание, что в эту пору года они легко могли прибыть с такою быстротою морским путем, не стали об этом больше задумываться и обратили все свое внимание на предстоящую битву.
Благородный Муса и другие судьи тоже удивлялись девизам, и Муса, чтобы их лучше рассмотреть, спустился с помоста и приказал своим слугам подать ему коня. Ему подвели коня, он вскочил в седло, велел слуге приготовить его копье и щит и находиться с ними близ помоста на случай, если бы они ему понадобились; все остальное было при нем. Другие судьи остались при королеве. Королева же в ту минуту говорила своей рабыне Эсперансе:
– Ответь мне, друг мой, обратила ли ты внимание на рыцаря, поднимавшегося сюда говорить со мной? Может быть, он знаком тебе?
– Он мне очень хорошо знаком, – ответила Эсперанса. – Это – дон Хуан Чакон, о котором я вам говорила: и явись он еще тщательнее переодетый, я бы все равно его узнала.
– Теперь скажу, – воскликнула тогда королева, – обеспечена мне свобода и возмездие моим врагам!
А тем временем благородный Муса, как мы уже сказали, поехал на коне к тому краю ристалища, где находились четыре христианских рыцаря, чтобы получше на них полюбоваться. С ним отправились добрый Малик Алабес и отважный Гасул, а все другие рыцари уже столпились вокруг ограды. Четыре отважных христианина, никем не узнанные, вытащили – как мы сказали – щиты из чехлов и сбросили с себя свои нарядные альбурнусы у края ристалища.
Доблестный алькайд Лос-Донселес с таким искусством пустил своего коня вдоль ристалища, что все, на него глядя, испытывали только радость и надежду на то, что он очень хорошо проведет бой.
Сдерживая своего коня и со скачки перейдя на шаг, доблестный алькайд подъехал к рыцарям-обвинителям и громким голосом, так, чтобы всем было слышно, спросил их:
– Ответьте, сеньоры рыцари, зачем вы без всякой к тому причины обвинили вашу королеву и запятнали ее честь?
Магома Сегри, главный обвинитель, ответил:
– Мы сделали это затем, что обвинения наши истинны и мы должны были вступиться за честь нашего короля.
Тогда доблестный алькайд, уже полный гнева, возразил:
– Кто бы ни обвинил королеву, он – лжец и недостоин считаться рыцарем! И поскольку мы явились сюда для торжества справедливости, готовьтесь, клеветники, к бою! Сегодня вам предстоит умереть, а, умирая, признать лживость своего обвинения!
И с этими словами доблестный дон Диэго Фернандес де Кордова быстро взял копье наперевес и с такой силой ударил им Сегри в грудь, что тот очень скверно себя почувствовал. И острие копья пробило кольчугу, несмотря на всю ее плотность. Храбрый Сегри, получив жестокий удар, а вместе с ним опровержение своим словам, будучи рыцарем великого мужества и силы, в один миг повернул своего коня и бешено устремился на алькайда, чтобы его ранить. Но добрый алькайд, человек неустрашимый и весьма искусный в боевом деле, поспешно взял необходимый разбег и затем отважно вступил в бой с мавром.
Увидя их вступившими в бой, трубачи затрубили в трубы, и по этому сигналу остальные рыцари тоже устремились друг на друга, полные ярости и смелости. Доблестному Понсе де Леону досталось сражаться против Алиамета Сегри, могучего и смелого мавра, дону Алонсо – против Махардона, человека точно так же огромной силы. На дон Хуана Чакона пришелся Махардин, брат Махардона, столь же искусный в бою, как и остальные.
И когда каждый из них нашел себе противника, между ними начались яростные стычки; они наскакивали и отскакивали, стараясь ранить друг друга и проявляя всю им присущую храбрость. Четыре мавра были отборными рыцарями, и во всем королевстве не найти бы людей сильнее и отважнее, но мало стоили их сила и отвага, раз против них выступил цвет христианского рыцарства. Так вели они бой с отменной храбростью и осыпали друг друга сокрушительными ударами копий.
Дон Хуан Чакон, хотя ему и не недоставало искусства в бою, получил от ловкого Махардина серьезную рану в бедро. Случилось это следующим образом: мавр приблизился к нему вплотную и прежде, чем дон Хуан успел закрыться щитом, ударом снизу вонзил в него копье, пробившее кольчугу и ранившее бедро. Дон Хуан, увидя, что он ранен в самом начале боя, а противник остался безнаказанным за свой удар, запылал яростью, словно лев, но как опытный боец сдержался и стал дожидаться нового нападения мавра, чтобы его уже не выпустить из рук. И вышло, как он думал: отважный мавр, обрадованный своим успехом, – ибо он видел, что ранил противника, – с громкой альгасарой во второй раз помчался на него, восклицая: «По крайней мере, турок, ты теперь будешь знать, равны ли или превосходят в бою гранадские рыцари турецких!» И, восклицая так, он намеревался ранить дон Хуана снова, но дон Хуан, его ожидавший и видевший, что он прямо мчится на него, дал своему коню шпоры с такой силой, что конь помчался, будто стрела, выпущенная из стального лука. Со словами: «Сейчас я научу тебя сражаться, негодный клеветник!» – и потрясая в воздухе копьем, он налетел на своем, точно ветер, стремительном коне на мавра. Казалось, будто столкнулись две огромные башни. Конь доброго дон Хуана превосходил коня мавра по своим размерам и силе, и при столкновении копье, направленное могучей рукою дон Хуана, пробило стальную кольчугу мавра и тяжело его ранило, а конь последнего от толчка сел на задние ноги, а затем свалился на бок. Дон Хуан тоже получил рану, но не особенно серьезную. Конь дон Хуана после падения мавританского коня не смог сдержать своего мощного разбега и, налетев на поверженного коня, споткнулся о него и упал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131