– Она откашлялась. – Мы расскажем историю Кёнигсхауса с самых давних времен. Мы хотим вам показать кое-что из того, что здесь происходило, – ожившие страницы нашей общей истории. Спасибо.
Джина слегка кивнула и отошла к труппе, давая знак начинать. Громко и размеренно загудел диджериду, ему вторило постукивание палочек и глухой рокот барабанов. В сумеречном свете сцена ожила. На площадку выскочили около двадцати танцоров, и среди них Джина, они бегали, скользили и прыгали под аккомпанемент грохочущей музыки.
Понятный всем язык танца поражал неподдельной простотой. Начало истории относилось ко временам задолго до появления Кёнигов, когда еще даже первые обитатели не ступили на эту землю. Древние инструменты передавали первобытные крики и плач, в то время как танцоры изображали кенгуру – не потревоженных человеком властителей здешних мест. Вокруг них кружились юноши и девушки: они прихорашивались, как эму, крались, как койоты, скользили, как змеи, их воркование, щебет, лай, щелканье и рычание сплетались с бесконечной пульсирующей мелодией. Благодаря их мастерству перед зрителями оживали сады Эдема, мир чистой красоты и покоя.
Но пришел человек.
Из трепещущих растущих теней, крадучись, вышел отряд воинов, самый рослый мужчина в пантомиме выслеживал кенгуру и охотился на них. Юноши-загонщики преследовали животных, убивали их копьями, и танцоры, лежа на земле, так отчаянно содрогались в предсмертных судорогах, что трудно было поверить, что убийство происходит не на самом деле.
Женщины, ведомые Джиной, радостно встречали возвращающихся воинов и готовили праздничную трапезу. Юный вождь вышел вперед, поприветствовал женщин и принес в жертву кенгуру, чтобы накормить племя мясом. Это же Тимбо, с удивлением подумал Джон. Он не сводил глаз с Джины – королевы женщин, которая приняла жертву вождя и пригласила воинов присоединиться к ним.
Каждый воин выбрал себе женщину, и танцоры, обнявшись, пара за парой растворились в сумерках, оставив юную королеву и вождя наедине. Джина и Тимбо раскланялись, переглянулись и, описав круг, начали робко сближаться, шаг за шагом, их тела тянулись друг к другу, страсть пронизывала их до дрожащих кончиков пальцев, музыка зазвучала на регистр выше, имитируя сердцебиение, символизируя любовь и жизнь. В пантомиме-ухаживании юноша завоевал девушку и, взяв за руку, назвал своей. Джон заметил, что Бен с явным неудовольствием ерзает на стуле. Значит, ему тоже не нравится пародийная свадьба? Глаза Джона застлал багровый туман ревности, он был готов убить Тимбо, ему хотелось разорвать удачливого поклонника «королевы» Джины на куски и скормить собакам.
Вдруг музыка стала мрачной, застонали, зарыдали диковинные инструменты, похожие на голоса животных.
Появились Кёниги! Вот, оказывается, кому здесь принадлежит единственная диссонирующая нота, язвительно подумал Джон.
Стайка танцоров-кенгуру ускакала в опустившуюся тьму, их обратила в бегство группа медленно шагающих танцоров-коров, они надвигались, опустив головы и подняв руки, как грозные рога. На заднем плане женщины и юноши, которых не пускали к источнику, изображали голод и медленную смерть. Воины собрались вокруг юного вождя Тимбо, и он поклялся перед молодой невестой-Джиной, что спасет племя. Внезапный набег принес людям племени двух коров. Но по пятам за ними шли великаны, раскрашенные пепельной краской и оттого белеющие в сумерках, как приведения – то были Кёниги, белые люди, жаждавшие отомстить.
Почти стемнело, но с начала представления никто не шелохнулся. Чарльз, стоявший слева от Джона, сосредоточенно застыл, стиснув зубы, его мрачное лицо побледнело. Бен все так же ерзал, покачивался, его, казалось, захватил всепоглощающий ритм музыки, звук нарастал, обвиняя, нагнетая напряжение, разрядить которое мог лишь отчаянный крик боли. Алекс смотрел на сцену застывшим взглядом, он едва владел собой, Триша рядом с ним дышала неестественно тяжело, ее грудь поднималась и опускалась, выдавая волнение. Вдруг она начала всхлипывать. Что ж, горько подумал Джон, не очень приятная история! Настроение ночи, казалось, не действует лишь на миссис Мацуда, она смотрела представление с живым интересом, по не теряя бесстрастия.
Кёниги с белыми лицами, с нарисованными на телах ремнями амуниции, жестами изображая пистолеты и тяжелые ружья, выступали с бичами против боевых палок и копий аборигенов. Они пронеслись через деревню, стреляя и уничтожая всех на своем пути. Вождь Тимбо собрал соплеменников на последний героический бой. По одну сторону сцены рыдали женщины, по другую мужчины строились в ряды. Вождь прощался с королевой – две тонкие выразительные фигурки, расставаясь, дрожали от горя, не надеясь встретиться вновь.
Музыка уже предсказывала исход сражения. Пока женщины и дети в ужасе толпились позади, вождь вел своих воинов на Кёнигов, а те косили их одного за другим кнутами и залпами из ружей, оттесняя отставших к роковому краю скалы из песчаника, нависшей над источником. Зрители, оторопев, смотрели, как несчастные балансировали над обрывом, тщетно сопротивляясь ужасной участи, и падали, падали, кружась, как осенние листья, пока не достигали дна. Элен на всю жизнь запомнит трагизм этой сцены, горы искореженных тел, шевелящихся и стонущих от боли, последние вздохи погибающих и рыдающие звуки прощальной песни диджериду.
Время было рассчитано идеально, кульминация наступила, когда солнце окончательно скрылось за горами и танцевальная площадка погрузилась во мрак. Танцоры один за другим исчезали позади сцены и растворялись в ночи, окутавшей место действия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96