— Черт возьми! — ответил на его взгляд Рено. — Но мой чемодан слишком честен для того, чтобы не походить на твой! Проклятый барон забрал все!
— Значит, у нас ничего нет?
— Ничего.
— И мы находимся в Швеции?
— Это более чем забавно! — воскликнул г-н де Шофонтен.
И оба друга разразились смехом.
Эта их веселость объяснялась тем, что, во-первых, сегодня никто не танцевал с Адриен, в во-вторых тем, что Рено, долго озираясь вокруг, подобрал и украдкой сунул сегодня за пазуху цветок, упавший из-за корсажа м-ль де Парделан.
Арман-Луи распахнул окно. На дереве пел соловей. До его слуха донеслась ещё боле нежная мелодия лютни.
— Я узнаю эти жалобные звуки, — сказал Рено. — Я слышал очень похожие в трактире «Мальтийский крест».
Арман-Луи покраснел.
— О, ты уже надел плащ? — удивился г-н де Шофонтен.
— Да, — проговорил Арман-Луи и украдкой скользнул к двери.
Рефрен песни, слившийся с пением соловья, звучал невыносимо грустно.
— Как жаль, что это поет не мадемуазель де Парделан! — тихо сказал Рено.
Он набросил на плечи плащ и, проворно застегнув его, оказался у двери почти одновременно со своим другом.
— Ты тоже уходишь? — спросил, остановившись, Арман-Луи.
— Негодник! Ты не хочешь, чтобы я исцелился? — крикнул Рено с отчаянием, близким к желанию расхохотаться.
— Ах — да! Баронесса д`Игомер?
— Увы, мой бедный гугенот, она сжалилась над моими мучениями и согласна меня выслушать.
— Сегодня вечером? Значит, ты идешь к ней?
— Немедленно… Диана была так красива сегодня!.. Я бросился к коленям баронессы. В негодовании она оттолкнула меня, поклявшись, что выйдет на свой балкон сегодня к полуночи.
— И это потому-то, не моргнув глазом, ты проигрываешь мои деньги?
— Пожалей меня! Надо, чтобы любой ценой я забыл о мадемуазель де Парделан.
— Пока я жив, я не забуду о мадемуазель де Сувини, и мертвый я не перестану её любить! — воскликнул г-н де ла Герш.
Они бесшумно вышли из замка и каждый направился в свою сторону
Лютня продолжала свой жалобный стон; балкон баронессы д`Игомер слабо светился.
В то время, когда два молодых человека предавались своим милым беседам, очаровательной музыке цветущей молодости, нежным, всегда новым разговорам, в которых так мало разнообразия, на другом конце замка лакей проводил Жана де Верта в комнаты г-на де Парделана.
Это был уже не тот человек, с язвительной улыбкой, грубыми движениями, резким голосом. Теперь это был человек с благородной выправкой военного посла. На столе, у которого он стоял, перед ним лежало раскрытое письмо с гербовой печатью на красном сургуче.
Г-н де Парделан, которому он указал на письмо пальцем, перечитывал его.
— Теперь вы понимаете, что привело меня в Швецию? — проговорил Жан де Верт. — Я думаю, нет необходимости подтверждать важность миссии, возложенной на меня Его величеством императором Германии?
— Разумеется, нет! — сказал маркиз.
— Так, а могу я надеяться, что эти бумаги, с которыми вы познакомились, будут представлены Его величеству королю Густаву-Адольфу, вашему властелину?
— Конечно же будут. По правде сказать, я не питаю надежд на плодотворность этих предложений.
— Вот как? Тайный союз между двумя государствами, возможность для Швеции расшириться за счет Польши и России и, в случае надобности, возможность объединить под одной короной провинции Дании — разве эти предложения не способны воспламенить воинственный дух вашего короля?
— Густав-Адольф, как вы знаете, протестант, а император Фердинанд — сторонник папы.
— Между нами — пока мы одни — это серьезно? Протестант — я согласен. Но Густав-Адольф — король и честолюбец прежде всего!
Г-н де Парделан тряхнул головой:
— Вы ошибаетесь, господин барон, — с гордым видом сказал он. — Густав-Адольф — прежде всего швед.
— Не будем придираться к словам: честолюбец или швед — все одно, — продолжал Жан де Верт. — Поскольку предложения, которые мне поручено ему передать, имеют ближайшим следствием расширение Швеции…
— Мы не слышим друг друга. Король-властелин — швед и протестант. Он не отделяет интересы религии от интересов своего королевства.
Жан де Верт улыбнулся.
— Вы считаете, что император Фердинанд, которому я служу, однажды не забудет, что он католик? Я тоже им являюсь, черт побери! Но если мне выгодно подружиться с протестантом, я сделаю это не колеблясь. Спасение его души — совсем не мое дело.
— При Стокгольмском дворе вера всегда стоит впереди политических интересов.
Барон едва сдерживал раздражение.
— Наконец, — продолжал Жан де Верт, — самое главное — знать, какой ответ я должен отвезти в Вену. Именно поэтому я хочу, чтобы король Густав-Адольф был извещен о моем присутствии в Швеции. Если сразу же я обратился к вам, то потому, что знал, какое место вы занимаете в Королевском совете. Кроме того, я опасался, как бы мое появление при Дворе не повлекло за собой массу неприятностей, спровоцированных моим визитом.
— Вы правы, ваше присутствие могло бы все испортить.
— Но поскольку мое пребывание в Сент-Весте ничего не решает, что ж, придется ехать, полагаясь на удачу.
— И не вздумайте! При том состоянии, в каком находятся сейчас дела Европы, ваш приезд ко двору короля произведет эффект бомбы, разорвавшейся в куче пыли. Почему бы не послать графа Тилли или Его превосходительство герцога Фердинанда с имперским глашатаем? Вас или его — что одно и тоже.
Сравнение польстило Жану де Верту.
— Хорошо, а почему бы вам не поговорить с королем самому? — смягчился он. — Я охотно вручаю заботу об этих переговорах вашим талантам.
— Вы забыли, что у меня здесь мадемуазель де Сувини и мадемуазель де Парделан?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178