К несчастью, мудрый Магнус не ошибся в своих прогнозах: Жан де Верт прежде всех был извещен депешей императора Фердинанда о победе кардинала де Ришелье. Беженцы, которым удалось пробраться в Швецию быстрее и надежнее, чем кораблю бедного капитана Давида Жоана, сообщили ему, кроме прочего, что в момент, когда Ла-Рошель пал, г-н де ла Герш был ещё жив.
Из этого Жан де Верт заключил, что его соперник не замедлит появиться на тех же берегах, где они встретились, то есть ясно было, что Арман-Луи будет там, где окажется Адриен. Так же легко можно было предвидеть и последствия встречи двух молодых людей, влюбленных друг в друга. Довольно было обычного здравого смысла.
Сопротивление Адриен выражалось в том, что она не давала хода слову, данному г-ном де Парделаном, да и могло ли быть иначе, если у неё была такая надежная опора в лице молодого гугенота, наделенного очарованием самоотверженности, мужества и преданности.
Открытая борьба была немыслимой, что было непривычно для Жана де Верта, с чем он, однако, не мог смириться. И, недолго думая, барон пришел к мысли, что граф де ла Герш должен просто исчезнуть.
— Итак, он исчезнет, — задумчиво произнес он.
Момент казался ему вполне удачным для рискованных попыток. С тех пор как г-н де ла Герш покинул Швецию, произошли перемены. Война была неизбежной. Вызванный сначала в Германию приказом императора Фердинанда и вновь отправленный в Швецию для более спешной надобности, Жан де Верт нашел уже шведов под ружьем. Одинаковые мысли воодушевляли нацию и её короля. Никогда ещё Густав-Адольф не проводил так часто военных смотров, из-за которых он то и дело ездил из Стокгольма в Кальмар и из Готембурга в Карлскрону. До начала войны оставались считанные часы.
Встревоженный лихорадкой военных приготовлений, потрясающих Швецию, г-н де Парделан покинул замок Сент-Вест и подался с Дианой и м-ль де Сувини в Карлскрону, куда без конца возвращался король после коротких отсутствий.
Старый дворянин хотел посвятить остаток сил службе своей второй родине и, перед тем, как умереть, услышать ещё раз звук боевой трубы, зовущей к атаке.
Жан де Верт последовал за ним под предлогом сблизиться с королем, а на самом деле ради того, чтобы оставаться рядом с м-ль де Сувини. Мысли о её похищении не раз приходили ему в голову. Большое число искателей приключений, говорящих на всех языках, бороздили по Швеции, привлекаемые предстоящей войной и репутацией короля. В этом множестве, каждый день растущем, Жан де Верт и собирался найти пособников своим планам. Но надо было спешить.
Барон не был щепетилен в делах такого рода. Воспитанный жестокой школой графа де Тилли и беспощадного герцога Фридленда, он растерял даже то немногое доброе, что досталось ему от детства. Согласно его принципам, ему хотелось бы для достижения своих целей обходится без посредников. Но как бы то ни было, он вынужден был прибегнуть к их помощи.
Приняв решение, Жан де Верт пообещал себе, разумеется, что когда его соперник окажется там, где г-н де Парделан появится с дочерью и м-ль де Сувини, — то постарается выследить Армана-Луи в окрестностях Карлскроны; но, не желая скомпрометировать себя лично последствиями сомнительной авантюры, он отправился в сторону кварталов с грязными домишками и притонами, где обитали бандиты и мародеры, который подобно воронью, следуют обычно за армией.
Как в тот момент барон сожалел, что рядом с ним нет его осторожных слуг! — то-то головорезы этих мест потешились бы над ними!
О себе же он подумал в утешение, что добрый город Карлскрона пощадит его.
Благодаря необычному наряду, изменившему его до неузнаваемости, Жан де Верт пробрался незамеченным в одно такое заведение, где большая часть людей в лохмотьях стучала кружками и играла в карты. Много рапир, много искромсанных плюмажей, много крученых усов, много кинжалов с медными или железными рукоятками, много плащей, изношенных в темных делишках, множество лиц, изуродованных шрамами, украшали этот притон, где прохаживались краснолицые служанки, разнося кувшины, наполненные пивом и тарелки с сыром.
Жан де Верт сел в угол и огляделся.
Два человека играли в карты за соседним столом, на котором стояли два оловянных стаканчика, две кружки, наполовину опустошенные, и лежали несколько монет. Вокруг стола сидело ещё с полдюжины оборванцев. Один из игроков с желтым лицом был одет в расшитый галунами бархатный камзол, расползающийся по швам и порядком обтрепанный; у этого человека был хитрый взгляд, притворно нежная улыбка, восковой цвет лица, впалые щеки, длинные худые руки. Ловкость его маленьких острых пальцев привлекало внимание баварского капитана.
Приглядевшись повнимательнее к этому игроку с бледным лицом, он скоро пришел к убеждению, что тот принадлежит к типу людей, являющихся своего рода педантами, которые умеют обуздать случай и заставить его служить себе на пользу.
Каждая их партия в карты заканчивалась тем, что значительная часть разбросанных перед ним по столу монет перекочевывала в его карманы, глубину которых не могла проверить никакая другая рука, кроме его собственной.
Второй игрок, жертва этого осторожного, расчетливого и ловкого мошенника, чертыхался и богохульствовал, пил и продолжал играть.
Игрок в бархатном камзоле, движимый чувством братского сострадания, перелил содержимое своей кружки в кружку противника:
— Брат Торвик, у меня не такая жажда, как у тебя; поделимся! — сказал он при этом.
Торвик согласился, наполнив до краев свой стакан, проглотил его содержимое одним глотком, поставил на карту и проиграл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178