— Несчастный осел! Попробуй-ка потягайся с Чезаре Борджа! Вот уж кто поднес бы тебе огоньку! Ну, да ладно, это в тебе говорит аликантское вино!
Из этих последних слов, которые разбойник выслушал не менее внимательно, чем весь предшествующий диалог, он уразумел в общих чертах, что по поручению Валентино тут готовится похищение его покровительницы и что герцог находится в Барлеттском замке. Можно предположить, не обижая этим Пьетраччо, что стремление встать на защиту женщины не было его первым порывом, да и что он знал о благодарности? Но возможность расстроить затею человека, который был величайшим врагом его самого и его матери, и жестокая надежда встретиться с ним в праздничной толпе и убить его вызвала у Пьетраччо прилив дикой радости. И через некоторое время, когда Боскерино удалился, Пьетраччо поднялся на ноги, вынул из-за пазухи тонкий и острый кинжал, который ему дал дон Микеле, попробовал кончиком указательного пальца его острие, скрипнул зубами и взмахнул им наотмашь, как бы нанося удар. Потом он сел и стал обдумывать, как бы ему целым и невредимым добраться до Барлетты.
В монастыре отзвонили к вечерне; полчаса спустя Пьетраччо тихонько поднялся, открыл двери и, оглядевшись по сторонам, увидел, что эспланада пуста; однако для того, чтобы выбраться с островка, нужно было пройти под башней или по мосту, а он не осмеливался это сделать. Понимая, что вплавь он доберется вернее — между островком и противоположным берегом было всего две-три сотни локтей, — он спустился по лестнице к морю, разделся, сделал из своей одежды узелок, привязал его на голову и, пустившись вплавь, через несколько минут очутился на другом берегу. Никто его не увидел и не услышал. Было темно. Он поспешно вытерся, оделся и быстрым шагом пошел по направлению к городу.
Диего Гарсиа де Паредес, едва уладив спор, возникший между ним и французами после его отчаянно смелой схватки с быком, вспомнил, что Гонсало дал ему важное поручение, и торопливо удалился из амфитеатра. Поручение Состояло в том, чтобы проследить за приготовлениями к грандиозному пиршеству, которое устраивалось в замке. Так как времени было в обрез, то Диего поспешил на кухню; гнев, вызванный словами Ламотта, еще не улегся в его душе, и он явился к поварам и слугам, хлопотавшим вокруг съестных припасов, меньше всего расположенный прощать своим подчиненным их промахи и упущения.
— Итак, — сказал он, остановившись в дверях и скрестив на груди руки, — скоро ли мы будем готовы? До обеда осталось меньше часа.
Главный повар, здоровенный, толстый детина, стоял у среднего стола и насаживал дичь на вертел с тем сердитым выражением лица, которое принимают в подобных случаях повара, даже если все идет хорошо. Но у этого была серьезная причина прийти в бешенство: оказалось, что не хватает дров. Не говоря уже о том, что жаркое плохо жарилось из-за того, что нельзя было поддерживать достаточно сильный огонь, тут грозила еще большая опасность — обед мог не поспеть к назначенному часу, — и повар боялся, что его нельзя будет подать ни в каком виде. Кто знает, как уязвимо самолюбие поваров, легко представить себе, в каком состоянии духа находился тот, к кому испанец обратился со своим вопросом. В такую минуту он не ответил бы и самому папе римскому; но попробуй-ка не ответить Паредесу!
Он поднял голову и сказал, потрясая вертелом:
— Тут сам черт ввязался со своими рогами, синьор дон Диего, сам черт из преисподней… Негодяй дворецкий оставил меня без топлива. Я послал кое-кого из этих лентяев, чтобы они раздобыли дров, где только смогут, но их только за смертью посылать, — словно сквозь землю провалились.
И он закончил свою речь вздохом, или скорее рычанием, человека, который уже не в силах терпеть.
— Какие там дрова! — закричал Паредес. — Voto a Dios, если ты не поспеешь ко времени… majadero, harto de ajos… — И он перебрал весь букет испанских ругательств, осыпая ими повара, который только и смог ответить:
— О, ваша светлость, научите меня, как жарить мясо без огня!
Диего Гарсиа не принадлежал к числу тех силачей, которые гневаются на слабых за то, что те правы. Поэтому, хотя ответ повара сперва и распалил его гнев, он быстро понял, что тот не виноват, я спросил:
— А куда же запропастился этот разбойник дворецкий?
Не ожидая ответа, он повернулся к повару спиной, вышел во двор и загремел:
— Искиердо! Искиердо! Maldito de Dios! Искиердо успел сбегать в ближайший дровяной сарай и, погрузив с помощью поварят дрова на ослов, подгонял их палкой. Он как раз входил во двор, когда услышал, что его зовут. Тут он принялся колотить ослов с удвоенной силой, чтобы вина за опоздание хотя бы частично пала на бедных животных, — а один Бог знает, в них ли было дело.
Приблизившись к Паредесу, Искиердо начал извиняться, но тот перебил его:
— Живей, быстрей, поменьше разговоров. Тащи дрова вниз, не то я расколю их на твоей башке!
Для того, чтобы попасть со двора на кухню, сперва надо было подняться на три ступеньки, потом через темный коридор выйти в другой дворик, в середине которого находилось углубление, окруженное стенкой; на дне этого углубления была дверь, откуда витая лестница вела вниз, на кухню. Гарсиа топал ногами от нетерпения, видя, каких трудов стоит людям перетаскивать дрова вниз охапками.
Наглядевшись на это и решив, что дело идет слишком медленно, Паредес, охваченный яростью, нагнулся, влез под брюхо первого попавшегося осла, схватил его за передние и задние ноги, поднял как козленка вместе с поклажей, подтащил к краю стены и швырнул вниз так, что осел перевернулся и заболтал в воздухе всеми четырьмя ногами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103