– Прочь! – вскричал Генрих Наваррский, в бешенстве топнув ногой о землю. – Ventre-saint-gris! Как раз время упрекать!– Ваше величество, – продолжал он, обращаясь к Генриху III, – я уверен, что вы отмените это несправедливое решение. Кретьен не виновен ни в чем.– Исключая ересь, брат мой, а это самая ненавистная и непростительная вина в наших глазах, – отвечал Генрих III. – Наша мать действовала сообразно нашим желаниям и в интересах истинной веры, осуждая этого гугенотского проповедника искупить смертью свои преступления против Неба, и, если необходимо наше подтверждение, мы дадим его немедленно.– Да здравствует обедня! – закричали придворные.– Вы, слышите, брат мой? – сказал, улыбаясь, Генрих III. – Таковы чувства всякого доброго католика.– Как! Вы хотите нарушить ваши собственные Законы, государь? – спросил Бурбон. – Помните, что вы обещали вашим протестантским подданным?– Hacreticis fidis non sarvanda est, – отвечал холодно Генрих III.– Из этого следует, что ваше королевское слово, данное вами относительно освобождения принцессы Конде, не связывает нисколько вашу податливую совесть? – поинтересовался Бурбон.– Докажите, что она принцесса, и мы сдержим наше слово, хотя бы она и была еретичкой, брат мой. Представьте нам доказательства, и, я повторяю вам, она будет освобождена.– Ваше величество может теперь спокойно обещать это, – сказал с презрением Бурбон.– Если я предоставлю вам эти обязательства до полуночи, сдержите ли вы ваше слово, ваше величество? – спросил, подходя к королю, Кричтон.Генрих, по-видимому, был в затруднении.– Вы не можете теперь отступить, государь, – шепнул ему герцог.– Но, кузен, – отвечал вполголоса король, – мы скорее готовы лишиться короны, чем Эклермонды, а этот шотландец одолеет самого дьявола.– Но он не одолеет Екатерины Медичи, государь, – сказал герцог, – я предупрежу ее.– Что же скажете, ваше величество? – спросил Бурбон.– Наше слово уже дано, – прозвучал ответ.– Этого достаточно, – произнес, удаляясь, шотландец.В эту минуту появился виконт Жуаез.– Вот письмо от ее величества, королевы-матери, – сказал он, подавая Генриху запечатанную записку.– Черт возьми! – вскричал король, пробежав глазами послание. – Мы действовали слишком поспешно, кузен, – сказал он, обращаясь к герцогу Неверскому. – Ее величество, наша мать, советует нам обращаться с Беарнцем как можно любезнее.Герцог пожал плечами.– Это еще не все, – продолжал король. – Она советует нам возвратить ему его шпагу.– И ваше величество, конечно, исполнит ее желание.– Ну уж нет, кузен.– Вспомните о прекрасной Эклермонде, государь.– Ах да! Вы правы, кузен, – поспешно ответил Генрих. – Это имя заставило нас мгновенно решиться. Мы не знаем, насколько можно доверять вашей истории о рождении этой прекрасной особы. Очень может быть, что все это правда. Но правда это или ложь, ясно одно, что, если мы хотим преуспеть в наших намерениях, мы должны теперь, более чем когда-либо, повиноваться беспрекословно требованиям нашей матери.– Совершенно справедливо, государь.– Наша страсть растет от препятствий, которые она встречает, и мы не должны пренебрегать никакими средствами, чтобы достичь нашей цели.– Первым шагом к этому будет примирение с Беарнцем.– Это нетрудно устроить, – отвечал Генрих III. – Его гнев так же легко утихает, как и пробуждается. Вы увидите, как легко мы его укротим.– Подойдите к нам, брат мой, – продолжал он дружеским тоном, приближаясь к Генриху Наваррскому, – мы вас оскорбили и спешим загладить нашу несправедливость.– Государь! – вскричал Бурбон, бросаясь навстречу Генриху.– Вашу руку, брат мой.– Это рука еретика, государь.– Все равно, это честная рука, и мы хотим ее пожать. Не отнимайте ее, брат мой, мы хотим, чтобы весь наш двор заметил, что мы с вами в дружбе.– Да здравствует король! – закричали придворные. Этот крик был повторен тысячью голосов.– Мы лишили вас вашей шпаги! – продолжал Генрих III. – Мы не можем потребовать от шевалье Кричтона вашего подарка, поэтому мы просим вас принять взамен нашу шпагу, – прибавил он, снимая с себя шпагу, эфес которой был украшен бриллиантами, и отдавая ее королю Наваррскому. – Обещайте нам только не обращать ее против французов.– Я буду носить ее для вашей защиты, – отвечал Бурбон. – Доброта вашего величества не позволяет мне ни минуты сомневаться в вашей искренности, но я был бы очень рад узнать, кому я обязан такой внезапной переменой в ваших чувствах.– Особе, помощи которой вы вовсе не заслуживали, – отвечал с улыбкой Генрих III, – нашей матери.– Ей? – вскричал Бурбон.– Простите нам недостойный прием, который мы вам оказали. Мы были захвачены врасплох вашим появлением и невольно ощутили некоторые опасения, которые это письмо совершенно рассеяло. Мы постараемся исправить нашу ошибку.– Подарите мне жизнь Флорана Кретьена – и мы квиты, государь.Эти слова снова повергли в смущение Генриха.– Его жизнь в руках нашей матери, – сказал он, – обратитесь к ней. Вы с ней, по-видимому, в лучших отношениях. Мы никогда не становимся между ее величеством и предметом ее гнева. Однако постойте! Если вы можете убедить Кретьена отречься от его ереси, мы вам отвечаем за его жизнь.– Если так, вы подписали его приговор, государь, – сказал, удаляясь, Бурбон.– Что ты думаешь об этой перемене? – спросил он у своего советника.– Мне она не нравится, – отвечал Росни. – Дружба этого презренного Ирода опаснее, чем его вражда. Но вы ему доверились?– Волей-неволей, – сказал Бурбон.– Как мы сыграли нашу роль, кузен? – спросил Генрих III у герцога Неверского.– Великолепно, государь, – отвечал герцог.– Вы льстец. Но нам надоел этот разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132